Нелли размякла в ласковых руках, обернулась к возлюбленному, подалась навстречу. Руки любовников сплелись, пальцы Данко скользнули за тонкую перевязь домотканого платья. Губы встретились в страстном, долгом поцелуе…
– Данко, чертов пострел! Где ты шляешься?! Я за тебя буду бадьи в трюм тягать?! – голос отца Данко, старого Тодора, звучал громовыми раскатами. – Уж я тебя отыщу – мало не покажется!
Юноша отстранился от трепещущей фигурки, вздохнул, потом чмокнул ее в щечку, прошептал одними губами «извини» и вынырнул в дверь.
Нелли, еще не отошедшая от горячих объятий, опустилась на мягкое сено. Кружилась голова, и сладостно тянуло внизу живота.
…Все это началось после поездки в Радовичи. Пока старый рыбак с дочерью, получив серебро за свой улов, гуляли на рынке, Нелли и младший сын Бояна сторожили лодку. Там Данко и заприметил интерес, который его персона вызвала у воспитанницы Бояна – именно так представляли Нелли. За время проживания в рыбацкой деревеньке она изрядно отдохнула, поправилась. Фигура обрела приятные глазу очертания, на лицо вернулся румянец, в глаза – озорная шаловливость и огонек.
Игру в гляделки Данко проиграл безоговорочно.
В следующий раз, через неделю, рядом с Нелли сторожить лодку остался уже сам сын хозяина лавки. Потом Тодор решил, что опасность со стороны юнаков исчезла, купцы вновь появились в деревне, и встречи Нелли и Данко стали происходить чаще.
Они гуляли по берегу, разговаривали, заигрывали и хихикали. Пока Нелли не осознала, что в отсутствие ухажера начала вести счет времени до момента, когда снова к деревенскому причалу подойдет лодка торговцев.
Сегодня Данко фактически сделал ей предложение. И затянул на сеновал. Если бы свидание происходило в другом месте, она согласилась бы на все, но…В ушах стоял голос Ливки с описанием возможного будущего: «сеновал – разлука». Хотелось большего…
К утру деревню засыпал первый снег.
Осень была достаточно теплой, и вдруг, на тебе – снегопад! Конечно, к обеду снег растает, исчезнет без следа. Но все же…
Нелли поежилась. Тоненькое платьице почти не удерживало тепло.
– Вот тебе и «солнышко, солнышко жгучее»… – тихо вздохнула девушка.
Надо будет достать одежонку потеплее, овчинную безрукавку или, на худой случай, свитер.
Стоявшая рядом на крыльце Ливка удивилась:
– Что ты сказала?
Нелли махнула рукой:
– Ничего… Присказка такая, из города, где я жила. Слова песенки, – девушка зябко потерла плечи и вспомнила всю фразу, как она звучала на русском языке. – Солнышко, солнышко жгучее. Колючки, колючки колючие.
Родная речь из ее уст звучала уже с легким акцентом, чуть более напевно, чем надо. Она перевела слова на привычный для подружки сербский и побежала к замерзшему корыту с разделанной рыбой. Пора было браться за дело.
«Скоро прежнюю жизнь забывать стану», – пронеслась в голове неприятная мыслишка.
Ливка почесала голову, хмуря лоб, потом побежала следом:
– Вспомнила… Думала: «я ж такое уже где-то слышала». И вспомнила! Старик так говорил, что нас от турков выручил. Я тогда удивилась, решила, что заговор шепчет, а он, оказывается, про солнышко говорил. Песенку напевал, стало быть.
Нелли закашлялась.
– Ты… Как? Где?
Она схватила сербку за руку:
– Ты точно помнишь, что он именно так сказал?!
Та высвободила руку:
– Конечно… Разве ж такие моменты забудешь? «Солны, солны шгуча, колюч, колю колюча», – она попробовала повторить, но лишь неудачно спародировала.
Но и такого подобия оказалось достаточно для Нелли.
– А откуда?.. Как? Кто? Нет! Что за человек нас спас? Откуда там старик? Кто он?
Ливка вытащила на разделочный стол ломоть рыбы и уже резала его на более тонкие лоскуты. Для нее эпизод был исчерпан.
Нелли дернула подружку за рукав. Та отложила нож.
– А? Чего тебе?
Спасенная егоза сверлила сербку взглядом, пританцовывая от нетерпения:
– Ты болтала, что знаешь, кто нас выручил тогда? Кто он? Что там делал старик, от которого ты слышала эти слова?
Рыбачка пожала плечами:
– Про старика ничего не знаю… Совсем ничего. А спас нас Карабарис. Он в Боке – юнак видный, арамбаши, много добрых дел сотворил.
– А как с ним увидеться?
Ливка опешила от напора приятельницы:
– А тебе уже Данко не мил? С чего спешка такая?
Егоза запричитала:
– Ну, Ливочка, миленькая, ну что тебе – жалко сказать? Как попасть к этому Барбарису? Где найти?
Сербка хмыкнула:
– Кабы так легко было отыскать арамбаши в горах, то турки давно бы всех гайдуков повырезали бы, – но, увидев огорченную мордашку, смилостивилась. – Он в селении Грабичи зимует завсегда. Туда туркам хода нет, так что…
Нелли взвизгнула от восторга, захлопала в ладоши, смутилась от неуместного проявления чувств и под ошеломленным взглядам подруги склонилась к столу с рыбой.
Только из-под надвинутой на брови косынки озорно поблескивали черные глазки.
Наконец-то, в этой странной непонятной истории ей показался лучик надежды.
Но когда пришло время, Данко наотрез отказался бежать в горы.
– Да ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Там же разбойники, бандиты сидят! Тебя, может быть, как ты веришь, и не убьют. А меня, точно говорю, живота лишат на раз-два! – он щелкнул в воздухе пальцами, показывая, как злые головорезы будут ему брюхо вспарывать. – Ни за что!
Он хлопнул ладонью по столу, отчего маленький пастуший домик, в котором парочка влюбленных дожидалась рассвета, заходил ходуном.
Нелли упиралась:
– Я тебе обещаю – все хорошо будет! Там у меня знакомый есть, – девушка слегка потупила глазки, так и не добавив столь напрашиваемое сюда слово «надеюсь». – К нему пойдем. Без этого никак!
Данко вспыхнул:
– Ты – православная, а я – католик! Для заросших дикарей – почти турок! Им ведь все равно, кого резать! Куда скажешь, королева моего сердца, только не туда! Сбежим в Грецию, Неаполь, Анкону?
Девушка мотала головой:
– Мне надо туда попасть! От этого много чего зависит!
– Да что? Что зависит?
Нелли уже обиженно насупилась:
– Ты никогда не делаешь так, как я хочу…
Данко поднял руки, призывая кары небес на голову неразумной подружки:
– Через день сюда причалит лодка со знакомыми ребятами из Салоников. Сегодня к ночи пойдет караван купеческий на Корфу. Мы будем далеко… А если пойдем в Черногорию, то там, в горах, сгинем!