– Ну, как-то так.

Хотя я желал бы быть в курсе, как он нас вытянет и куда. К черту прошлое этого надутого мешка.

Пир гладит бородку:

– На всякого мудреца достаточно простоты… Когда мы спим, спят и наши знания.

Нелли теребит меня за рукав.

– Он сможет – я знаю.

Старик подтверждает:

– То, что сделал я, не должно было случиться. Я – врач, а не чернокнижник. И я бы и сам хотел вернуть мир в состояние равновесия. Это, – он указал на нас, – качает колыбель спящего хаоса, а мне не нужны лавры потрясателя вселенной.

Нелли внимает ему с открытым ртом. Рядом такая же восторженная Френи, чьи глаза пожирают фигуру отца. Да и сам пир выгнул спину, как заправский гимнаст на помосте.

Рискнуть?

– Я быстро! Пока готовьтесь.

Выскакиваю из подвала. На меня испуганно смотрит два десятка глаз.

– Карабарис, ты откуда? – изумленно шепчет Георгий.

Неужели и правда, старик умеет глаза отводить?

– Воислав!

Седоусый гайдук тут как тут. Рядом с ним парочка молодых – держат тяжеленный мешок.

Я откидываю дерюгу, хлопаю ладонью по бочонку.

– Георгий. Ты, вроде, правильный юнак – договора почитаешь, не трусишь, за дело болеешь. Присмотри за моими ребятами, чтобы их не обделили добычей. Побудь для них новых Карабарисом.

Арамбаши хмыкает:

– Если уж я и стану черным, то лучше Карагеоргием. Но сам-то ты куда собрался? Помирать?

Он склоняет голову – не понимает, к чему клоню. Мимо один за другим шмыгают в лаз нагруженные мешками ребята. Барабанный бой уже на соседней улице.

Карагеоргий?

– А, кстати, как твоя фамилия?

– Петрович я. Нездешний – из Вишеваца, что в средней Сербии. [119]

Черт! Угораздило же встретиться!

– Ну и?

Я глажу бочонок.

– Здесь золото, Георгий.

Он оценивающе присматривается к бочонку. Я уточняю:

– Это пропуск для твоей страны на свободу. Золото на оружие для Скупщины.

Георгий пожимает плечами:

– Кнезы поделят пиастры и пропьют их.

Тоже вариант.

Я поворачиваюсь к остальным гайдукам:

– При свидетелях говорю, что всю свою долю за набег отдаю тебе, Георгий… Карагеоргий… Если обещаешь, что деньги из этого бочонка пойдут на борьбу сербов с турками.

Он кривит губы, но кивает:

– Клянусь.

– Воислав, отдай казну его новому хозяину, – и уже арамбаши. – Удачи тебе, воин.

Я разворачиваюсь.

– Постой! А ты-то куда?

Останавливаюсь, улыбаюсь, щерясь осколками зубов. Ребята отводят взоры, но мне уже все равно. Я поворачиваюсь к цитадели Кровавой башни.

– А я иду домой, братишка. Домой!

11

Камлание я запомнил плохо. В отличие от того, как это проделал Заволюжный, пир много гундосил, завывал и бил пальцами по нашим лбам. Потому момент, когда я провалился в никуда, приметить не получилось.

Просто вместо комнаты мы оказались в темном туннеле. Мы – это я и Нелли. Она сразу предупредила, чтобы держал ее за руку, иначе опять попадем, куда попало. Она, мол, выведет правильно.

Я честно пробовал. Шел через вязкую клейкую массу, продавливался за хрупкой светящейся точкой, которой была она. Пер, продираясь через заросли, ветки, воду, камень! Я рвался вперед, тянулся всей силой, всей душой, сущностью, бытием! А она скользила легко, как по нитке.

Так было долго, очень долго. Наверное, вечность. Может, миг.

Потом я рухнул.

Уже впереди был свет и выход, когда я отпустил свой маячок, поскользнулся и упал.

…Солнце резануло по глазам и отозвалось болью в голове.

Я есть? Я существую? Вернулся?!

Моя рука нащупала и сжала чужие пальцы, которые показались теплыми и мягкими.

Я попробовал открыть глаза. Луч света подобно наждаку прошелся по глазам, тут же на веки легла ладонь.

– Не спеши. Тебе еще рановато снимать повязки, так что не спеши. Дождись, пока солнце спрячется за тучи.

– Зачем?

Губы не слушаются, язык будто ватный.

Пальцы напряглись.

– Мама, мама, Младан очнулся!

Вокруг топот ног, суета. Мне взбивают подушку, поправляют одеяло.

Разобрался. На глазах у меня бинтовая повязка, пропитанная пахнущей мазью.

Тот же голос радостно щебечет:

– Мама, мама, я же говорила, что на солнце он придет в себя. Не бывает так, чтобы человек жил, а… – голос испуганно замолкает.

Язык – сербский.

Осторожно снимаю повязку с глаз. Немного режет, картинка плавает, но рассмотреть можно.

Меня окружает тишина.

Полноватая женщина средних лет, мелкий паренек, девушка с заплаканными глазами. Слезы текут и текут по милому личику в обрамлении черных как смоль волос.

– Я же говорила, говорила… Он не мог не вернуться, раз обещал.

Она бросается мне на шею под испуганные вздохи остальных.

– Мне не надо никакого золота на свадьбу, не надо ничего – только сам подымись! – горячий воздух шепота обдает ухо. – Ты – мое золото.

– Какой нынче год?

Она отстраняется.

– Одна тысяча девятьсот девяносто шестой. А что?

Я глажу волосы, рассыпавшиеся по моей груди.

– Почти попал… Это – хорошо. Очень хорошо.

Девушка снова бросается мне на грудь.

– И на войну я тебя больше не пущу.

Глажу густые мягкие волосы, проваливаюсь в них, вдыхаю неземной аромат.

– А мне больше и не надо…

12

18 июля 2006 года.

Человек в черной одежде упругой уверенной походкой обошел дворик дома. Старое здание в историческом центре. Днем тут не продохнуть от туристов, зато ночью – благодать. Местные предпочитают дома покомфортней тех, которые строили две сотни лет назад.

Киллер осмотрел все закоулки, проверил улицу и вернулся в дом.

Пройдя прихожую первого этажа, он начал методично обследовать комнату за комнатой. Когда его взору открылась ниша тайника, убийца застыл. Он услышал звуки, которые не должен был слышать. Кашель и стоны.