– А что тут непонятного?! В первое же утро после того, как к лагерю крестоносцев присоединились войска графа Тулузского, на них со стороны Южных ворот напала армия местного правителя. Будет большая битва, а мы находимся как раз на переднем крае атаки мусульман.
Костя опешил от новости:
– Так в чем же загвоздка? Почему не бьем в колокола, не вызываем подкреплений?
Казак опять попробовал что-то сказать, но его перебил ученый:
– Да вот он! – Археолог кивнул в сторону мнущегося здоровяка-подъесаула. – Он требует, чтобы я не нарушал субординацию. Сначала, мол, надо обращаться к епископу Адемару, затем к графу Тулузскому и только потом, если они не среагируют, к Готфриду, командующему объединенными силами.
Наконец Горовой вставил фразу в эмоциональный спич ученого:
– Без порядку нельзя! Что ж это за поперек батьки, значит…
Ученый от возмущения топнул ногой:
– А епископ только приехал с побережья и теперь на другой стороне лагеря, у Танкреда. Тимофей Михайлович предлагает ехать за ним, а ведь через час-другой на нас напасть могут!
Костя выдал свое видение решения проблемы:
– Не! Ну так, конечно, нельзя!
Подъесаул завелся с пол-оборота:
– Я, что ль, придумал-то! Не я! – Он рубанул воздух ладонью. – При опасности надобнать попервой доложиться непосредственному командиру, потом на полк! А не лезть к начальству через головы!
Малышев отмахнулся:
– Да ну тебя! – И осекся, увидев, как наливаются кровью бешенства глаза казака. – Я лучше вот что предложу. – Костя сделал паузу, чтобы вошедшие в раж спорщики немного пришли в себя. – Тимофей Михайлович, как человек военный и подчиненный, будет действовать строго по уставу. То есть поедет к Адемару. Правильно?
Казак, подумав, кивнул.
– Так! – Бывший фотограф повернулся к ученому. – Улугбека Карловича мы пошлем предупреждать графа Тулузского.
Ученый пожал плечами. Графа так графа.
– А я сам с Захаром поеду к Готфриду… – Костя обернулся. – А где Захар, собственно?
Пока все осматривались в поисках товарища, Горовой нашел пропажу:
– Од, тэж! Дывитесь! Спить, як жыта прадав!
Утомленный жарким переходом сибиряк, не вдаваясь в споры товарищей, мирно храпел под дном соседней телеги.
Окружив город разными механизмами и военными устройствами, мы попались в ловушку тюрков, которые ввели нас в заблуждение. В тот самый день, когда они обещали сдаться, Солиман и все тюрки, собравшиеся как с ближних, так и дальних регионов, внезапно напали на нас и попытались захватить лагерь. Однако граф Жиль с уцелевшими франками начал отбиваться, перешел в наступление и уничтожил неисчислимое их множество. Остальные бежали в смятении. Более того, наши воины, вернувшись с победой, несли множество голов, насаженных на пики и копья, удостоив радостного зрелища людей Господа. Это было на семнадцатый день до июньских календ.
Ансельм Рибемонский. Из письма Манасии Второму, архиепископу Реймскому
17 мая 1097 года
К утру пожаловали тюрки. Их ждали. Граф Тулузский, озабоченный сообщением Сомохова о неминуемом нападении мусульман, дал приказ возвести защитные земляные валы и со стороны южной дороги, то есть с тыла собственного лагеря. Кроме того, провансальцы послали разведку на ближайшие холмы с приказом следить за подходами к лагерю. Один из этих отрядов и принес весть о том, что к городу приближаются значительные силы мусульман.
Измученные переходом, а затем и бессонной ночью, потраченной на поиски глав христианского войска, русичи практически проспали подход авангарда сельджуков. И только топот и гомон поднимавшегося и собирающегося к знаменам своих командиров пешего ополчения, которое сами рыцари презрительно именовали «слугами», подняло троих из четверых представителей двадцатого века с теплых лежанок под телегами. Горовой, глава отряда и единственный среди них рыцарь, собрав всех своих людей, ускакал еще затемно к армии епископа Адемара, поручив остающимся друзьям охранять обоз и все еще запрятанную в холстину пищаль.
Русичи полагали, что христиане, предупрежденные ими об атаке, встретят войска никейского правителя на дальних подходах или постараются разбить его на марше, но действительность шла вразрез с логикой. Граф Тулузский посчитал собственные силы достаточными для того, чтобы принять бой в одиночку. Кроме того, опытный военачальник провансальского войска желал сражаться в непосредственной близости от ворот Никеи. Он решил, что командир гарнизона, видя гибель пробивающегося к нему подкрепления, не выдержит, откроет ворота и пойдет на вылазку. В этом случае отряд рыцарей, лично отобранных графом, ударит во фланг и на плечах неприятеля ворвется в крепость. В своей победе Раймунд не сомневался.
По рядам сбивавшейся в толпы пехоты тут и там бродили слухи о виденных ночью добрых предзнаменованиях: дева в белом благословляла венцом палатку Исангела, кого-то разбудил поутру глас труб ангелов и речь посланцев неба о грядущей великой победе, монахи рассказывали о видении, пришедшем самому графу Тулузскому.
– Это что же получается? – шептал товарищам Костя, быстро напяливая на толстый поддоспешник кольчугу и проверяя меч. – Тимофей Михайлович из нас – самый опытный вояка, верно? Так он теперь где-то в лагере, а мы, стало быть, врага сдерживай?
Захар молча привесил к поясу секиру и перехватил поудобнее круглый скандинавский щит.
Вся троица собиралась и экипировалась в соответствии с веяниями времени, но на поясе Малышева и Сомохова в самодельных кобурах болтались револьверы, а за спиной Пригодько вместо тула со стрелами или пары дротиков висел тупорылый автомат финского производства. Если дела станут совсем плохи, русичи не собирались добровольно подставляться под клинки опытных и охочих до рубки гулямов. [53]
По статусу и Костя, и Захар должны бы быть при своем рыцаре, но оставлять одного, без должной охраны, Сомохова Горовой не решился. Ученый был единственным человеком, способным разобраться в механизме, занесшем их в это время, и, соответственно, вернуть русичей в более привычную временную эпоху. Теперь Улугбек Карлович, облаченный в кольчугу, специально сделанную по его мерке еще в Италии, покорно сидел на небольшом бочонке, прикрытый с двух сторон щитами Марко и Антонио, также оставшихся при обозе. Эти парни составляли расчет «Адама», чье дуло теперь таращилось с повозки в сторону ближайших зарослей.
В случае, если врагу удастся сломить сопротивление христианского войска, «полочане» должны были не задумываясь применять огнестрельное оружие вплоть до пушечки и выходить из боя в сторону сицилийских норманнов, которые появились в лагере в эту же ночь.