Латная кавалерия пилигримов, опрокинув шаткие заслоны, врезалась в ряды мусульманской пехоты и тут же плотно завязла в ней. Вчерашние городские стражники, ремесленники и дехкане, призванные на священную войну против захватчиков, сражались с небывалым подъемом, не жалея ни себя, ни врагов. Пленных не брал никто.
Первым затрубил отход кто-то из французских графов, потом отошли рыцари Готфрида Бульонского, начал отводить своих Рено Тульский и военачальники помельче. Несмотря на то что удар франков пришелся на слабо обученные отряды ополчения, на этот раз сарацины выстояли. Вряд ли ополченцы продержались бы долго – впавшие в раж рыцари рубили их как капусту, но лучники и копейщики сражались теперь по-новому. Вместо того чтобы метить во всадников, защищенных кольчугами и щитами, мусульмане старались поразить лошадей, вал трупов которых рос как на дрожжах. Чтобы добраться до неприятеля, многие рыцари начали покидать седла. Военачальники крестоносцев слишком дорожили своей кавалерией, чтобы всю ее потерять на половине пути. Трубы запели отход. Кавалерия уступала место колоннам пехоты.
Спешенные рыцари оправдали доверие. Увлеченные отходом всадников противника многие горячие головы из числа призванных газиев, воинов за веру, нарушили строй, стремясь достать «отступающих». Они сполна заплатили за свою ошибку.
Схоронившие друзей в песках, выбросившие добычу в придорожную пыль, Христовы воины дорвались до врага. Закованные в кольчуги рыцари бросались на копья, не замечая опасности и разя противника всем, что попадалось под руку. Ломая клинки, бросая молоты и секиры в трупах, франки хватали чужие сабли, выворачивали из мертвых рук топорики, подхватывали копья. Лава пехоты сделала то, что не удалось кавалерии, христиане опрокинули ополченцев и врезались в тюркских лучников, поливавших поле боя смертоносным дождем. Рыцари ревели, как раненые туры, не заботясь о защите, они перли на врага грудью, только вперед, без оглядки.
И попались в ловушку.
Каре мусульман, прикрытые большими щитами, выстояли. Берберы, привыкшие сражаться в окружении, отбили и кавалерию, и пехоту, завалив прилегающую землю тысячами тел. Чернокожие воины по выучке не уступали латинянам, но сражались, слушая своих командиров и не нарушая привычной манеры ведения боя. Когда центр начал отступать под ударами христиан, марокканцы только крепче сплотили ряды. Зеленые флаги последователей Магомета реяли над полем брани так же, как и в начале сражения, внушая уверенность робким и укрепляя дрогнувших духом.
С холмов в бока прорвавшегося клина христиан ударили резервные отряды воинов ислама. Азербайджанские копейщики вскрыли левый фланг противника, с правой стороны ударил клин хорезмийской кавалерии. Они выделялись блестящими на солнце латами, длинными копьями и восседали на тонконогих арабских скакунах, так не похожих на европейских тяжеловозов.
Фланги крестоносной колонны, только что прорвавшей линию обороны мусульман, вдруг дрогнули и просели под ударом сарацин. Набравшие ход хорезмийцы стоптали пехоту врага, вылетев на свободное пространство. Вслед за ними, расширяя проход, устремились копейщики, секироносцы и толпы конных степняков, родовая гвардия Данишмеда.
Пешие рыцари центральной колонны, охваченные азартом боя, не сразу и заметили, что теперь им придется сражаться в окружении. Почти десятитысячный корпус христиан вынужден был под дождем сельджукских стрел отбиваться от противника, насевшего сразу со всех сторон.
…Отряд Горового епископ Адемар отвел в резерв именно на такой непредвиденный случай. Их первая атака закончилась, толком и не начавшись. Честь быть в первых рядах необходимо было доказать заслугами или длинной родословной, поэтому русичи находились где-то ближе к концу десятитысячного ударного клина. Таким образом, после безудержной скачки они так и не добрались до врага, развернув коней почти в двух десятках шагов от ближайшего сарацина. Гонец от епископа передал Горовому приказ отойти к обозникам, которых христианские военачальники держали в резерве.
Остатки кавалерии франков были отведены во фланги, на помощь двум колоннам своей пехоты, упершейся в каре берберов. И когда из провалившегося центра в тыл христиан вырвались всадники в блестящих доспехах, а затем и тюрки, когда баланс сил качнулся в сторону мусульман, закрывать разрыв пришлось кое-как вооруженным обозникам и всадникам рыцаря Тимо.
Казак не стушевался. Зычно проревев «Deus!» и добавив вполголоса несколько крайне неприличных фраз на родном языке, он послал своего Орлика в сторону высокого всадника в золотом шлеме, командующего прорвавшимися мусульманами. Около знатного сарацина скакал знаменосец с флагом, на котором был изображен меч, окруженный арабской вязью.
Чуть помедлив, за клином кавалерии потрусили и ряды пехоты. Пилигримы и слуги, монахи, конюхи и повара, ездовые – все, кто традиционно должен быть позади, с ревом неслись на супостатов, выстраивавшихся в линию. Азарт битвы. Запах крови. Опьяняющее чувство превосходства. «С нами Бог!»… Вооруженные чем попало, в стеганых куртках или порванных кольчугах, они были сильны духом… И только им.
Захар все еще плохо умел обращаться с длинным копьем, поэтому при приближении к противнику постарался прикрыться щитом и больше думал об обороне. Он направил свою лошадь по левую сторону от подъесаула. Справа в бой скакал Костя.
Хорезмийцы, прорвав строй христиан, начали разворачиваться для повторного удара в спину завязшей рыцарской пехоте, не обратив внимания на кучку всадников, стоявших в отдалении. Атака отряда Горового застала их врасплох. Но наемников все еще было почти полторы тысячи, и выходка горстки конных франков была самоубийственной.
Завязалась сеча.
Вся сила конного удара заключается в разгоне, когда то, до чего не достал копьем всадник, сметает грудью лошадь, а раненых врагов добивают копыта коней, на которых сидят товарищи, следующие за тобой. Прорвавшиеся сарацины не успели разогнаться навстречу новому противнику. Это немного уравняло шансы.
…Захар целил в седоусого крепыша в первом ряду. За долю секунды до того, как копье красноармейца должно было войти в грудь мусульманина, тот сдвинулся в сторону, пропуская острие над плечом. Копье противника врезалось в верхнюю часть щита русича, отчего тот едва не вылетел из седла. Как большинство сотоварищей, хорезмиец воевал без щита, полагаясь больше на доспехи и собственную ловкость. Уже пролетая мимо усача, Захар ощутил чувствительный удар по шее, дыхание сперло, но кольчуга выдержала. Пригодько почти услышал, как разочарованно скрипнули зубы врага – великолепный удар сабли пропал впустую.
Разогнавшаяся лошадь Пригодько врезалась в круп стоявшего следом скакуна, опрокинув всадника вместе с тонконогим жеребцом, и оруженосец оказался один на один с очередным сарацином. Копье застряло где-то в толпе, Захар хватанул врага мечом. Араб легко принял выпад на клинок и ответил уколом в область подмышки. По боку побежала теплая струя крови. Русич прижал руку с мечом и тут же получил два точных удара саблей. Один в голову, отчего лоб под стальным шлемом загудел как колокол, а второй – в инстинктивно подставленный щит. Через пару секунд русич, несомненно, распрощался бы с жизнью, но, на счастье, на сарацина налетел Трондт. Секира лангобарда врезалась в ключицу мусульманина, развалив того почти до половины. Викинг тут же схлестнулся с кем-то справа, а Захар рубанул вражескую спину в блестящем доспехе…