Им не пережить здесь следующей ночи. Да и в диске автомата к утру осталось только четыре патрона. О том, сколько он продержится с револьверами и винтовкой, дергая затвор после каждого выстрела или пробуя остановить монстров мелкокалиберными спортивными пулями, Косте и думать не хотелось.
К полудню обнаружилась еще одна проблема. Раненые просили воды, запасы которой подошли к концу. Врагу теперь не надо было даже нападать, только продержать их здесь еще пару дней.
Костя полз наверх. Уступ… Еще один. Кинжал слишком широкий для такой маленькой щелки, да и металл плоховат. Он раскачал руку и подтянулся вправо. Там трещина побольше… Войдет! Гора нехотя пускала его все выше.
Лишь бы успеть!
Пот заливал глаза, пальцы скользили все чаще.
– Эй!
Крик был подобен выстрелу пушки. Эхо еще не закончило свое кривляние, а отряд уже ощетинился копьями, закрывшись щитами не хуже римской «черепахи» [90] . Раненые в центре.
Только Костя болтался на веревке, как…
– Эй! Костя! Тимофей!
Над соседним склоном поднялась смутно знакомая фигура.
Малышев, чье сердце готово было вырваться через глотку, опустил ствол револьвера. И когда только успел достать?!
– Костя?! Тимофей Михайлович?
Что-то до боли знакомое… Почти родное…
Нога слетела со скользкого металла, Костя покрепче ухватился за веревку.
– Эге-гей, Улугбек Карлович! Эге-гей!
Малышев орал и прыгал на узком уступчике, рискуя обрушиться вниз вместе со всей своей амуницией.
– Э-э-эй! Мы здесь!
Сомохов повернулся на крик и помахал рукой.
– Ну что сказать? Нам удалось быстро найти следы вашего отряда. Я точно не знаю, откуда берет информацию Гассан, но ясно, что источники у него надежные. Да и проводники ничего. Они вывели нас сюда так точно, будто шли по дороге, а не горными тропками.
Сомохов сидел у костра, вокруг которого собирались понемногу спасаемые крестоносцы. Ученый был в свободном турецком наряде, и только знакомый говор выдавал в этом смуглом обитателе степей прежнего археолога.
…Паломники, узнав, что на помощь им пришли мусульмане, сначала лишь теснее сплотили ощетинившиеся копьями ряды. Не помогали ни разъяснения, что для египтян ибн-Саббаха тюрки куда более грозные враги, чем франки, ни уговоры русичей. Только напоминание о близости гибели от лап страшных ночных тварей возымело какое-то действие. После того как нукеры шейха подняли на гребень скалы Горового и Малышева, рыцари и кнехты нехотя согласились позволить эвакуировать себя таким же способом.
Арабы быстро наладили две подвесные люльки, на которых довольно споро вытягивали из каменной ловушки раненых и живых христиан.
К полудню наверх перебралась уже половина отряда. Несмотря на полученную помощь, крестоносцы с опаской присматривались к своим новым союзникам. Впрочем, как и те к ним.
С бунтующим шейхом пришло около трех десятков человек. Почти половина из них были воинами его родового клана, с виду – обычными арабами, но большинство составляли ушедшие в «подполье» посвященные. Некоторые из них вызывали оторопь у благочестивых Христовых воинов, например, пара глыбообразных здоровяков с непропорционально малыми головами, приземистый бородатый крепыш, вроде тех, с кем бились здесь прошлой ночью, клыкастая образина с зеленоватой кожей, несколько высоких альбиносов с глазами на пол-лица. Свой отряд шейх собирал по ходу движения – каждый день после выхода из селения к ним присоединялись один или два новых воина.
Если бы не раны и чудовищные потери, Горовому было бы не избежать бунта. Но дубины ночных тварей смирили горячий норов франков. Кнехты зыркали, но верили, что перед ними не враги. Пока верили.
– Когда кто-то из его осведомителей сообщил, что вас заманивают в ловушку, Гассан сразу собрался на выручку. – Сомохов следил за тем, как двое слуг жарят на вертеле разделанную тушу барана.
Раненых крестоносцев осматривал пришедший с шейхом лекарь. Тех, кто мог вытерпеть небольшой переход, укладывали в гамаки, привязанные между лошадьми. Тяжелораненых перевязывали на месте, окуривали их дымами, отпаивали загодя приготовленными отварами и заставляли глотать пилюли. Седобородый араб, целитель из Хорезма, заявил, что четверо из тех, кого уже подняли наверх, не доживут до утра, но остальных он выходит.
Костя посмотрел на шейха, руководящего подъемом христианского воинства. Не походил вождь бунтовщиков на доброго самаритянина.
Видимо, то же подумал и Горовой.
– Чего ему надо?
Сомохов пожал плечами:
– Я уже слышал, ну а вам он повторит сам.
Шейх не заставил себя ждать. В развевающемся халате, с поясом, из-за которого торчали сразу три рукоятки кинжалов, предводитель бунтовщиков походил на мечущуюся перед прыжком пантеру. Из-под золоченого шлема гневно рвалась пылающая в глазах ярость.
– Не думал я, что вас так легко можно убить. Казалось мне, что франки получше переносят ночи в горах! За сутки потерять семь десятков отличных воинов?!
Горовой скрипнул зубами:
– За две ночи…
Ибн-Саббах подождал, но подъесаул не стал развивать эту тему.
– Все равно… Если это все, кто у вас остался, то мы зря проделали такой путь. Нас все еще мало для штурма цитадели.
Костя подобрался:
– Так капище все-таки существует?
Шейх склонил голову набок:
– А вы сомневались? И проделали такой путь?!
Малышев стушевался.
– После такого… – Он обвел площадку руками.
Вся она была устлана телами. Раненые лежали вперемежку с теми, кто не дожил до прихода помощи. Немногие способные передвигаться самостоятельно или шли к лекарю, или помогали команде, поднимающей из котловины соратников.
Ибн-Саббах поджал губы. Ситуация его раздражала, но отказываться от объяснений он не стал:
– Мы с вашим другом заключили договор. Он помогает мне в моей борьбе, я ему – в возвращении домой. Наши пути совпадают – и мне и вам нужно одно и то же.
Он присел на валун.
Разговор велся на русском, отчего подбредающие к ним крестоносцы только раздраженно качали головами и отходили.
Шейх продолжил:
– Капище недалеко отсюда. И установка пока там. Я это знаю точно… Но с теми людьми, которые есть у меня и остались у вас, взять этот приз будет невозможно. Гагиинары – прекрасные строители. Горы – их вотчина. У себя они будут почти непобедимы. – Он еще раз испепеляющим взором окинул тела распластавшихся на скалах крестоносцев. – А воинов я здесь вижу… мало!