Процедура присяги должна была начаться после утренней мессы. На площади Ги уже вчера установили помост для баронессы и ее приближенных.
Торжественная кавалькада начала движение от самых ворот замка и медленно двинулась в сторону Ги. Впереди на белой кобылке ехала Иоланта. По правую ее руку в ярком бархатном пелиссоне поверх военного плаща скакал благородный Артуро Оскара Убейдо д'Кобос. Чуть позади двигались отец Франческо, Марко Бона и Джевьязо Колли в окружении двадцати дружинников. У ворот к процессии присоединились видные жители селения и старосты цехов. К выходу на площадь добралась уже изрядная толпа, которую по всему пути движения приветствовали из открытых окон вторых этажей пышногрудые красотки.
На самой площади уже находились практически все те горожане, окна домов которых не выходили на улицу с приближающейся процессией. У входа в местную церковь в окружении своей дружины и членов семьи гордо стояли оба рыцаря баронетства: Падалино, высокий, сухощавый, с длинными седыми волосами, и Тралди, грузный крепыш с длинными руками.
Но «полочане» так и не увидели все это великолепие. Пока местная знать и видные горожане занимали места на торжественной мессе, вся четверка приезжих гостей баронессы тяжело просыпалась. После месяцев, проведенных на пиве и вине, вчерашняя восьмидесятипроцентная самогонка собственного изготовления сыграла роль крепчайшего снотворного. Русичи смогли очнуться только тогда, когда все остальные жители окрестностей уже радостно приветствовали выходившую из собора процессию.
Захар, как самый молодой, проснулся первым и сбегал за водой. Но кувшина, который принес молодой сибиряк, хватило не надолго. Костя одним чудовищным глотком выпил полтора литра воды и опрокинул на голову себе жалкие остатки. На Горового, только начавшего подавать признаки пробуждения, и еще сладко почивавшего Сомохова жидкости не хватило.
– А рассолу там нету? – устало просипел Малышев.
Захар подумал и отрицательно мотнул головой. Если кому надо за рассолом, то пусть сами и ищут.
– А еще сэма? – расширил сферу интересов Костя, уныло потиравший рукой гудевшую голову. После выпитой воды организм начало слегка подташнивать, но фотограф держался.
Пригодько, допивший с утра остатки алкоголя, молча поставил на стол также прихваченный им с кухни глиняный кувшин с вином.
Во дворе болталось около полутора десятков лучников, оставленных их командиром Салваторе Бокетти для охраны замка. Здесь должны были находиться, в принципе, все шесть десятков лучников, в город поехали только дружинники, но Д'Кобос позволил большинству пехотинцев находиться за пределами крепостного вала около опущенного моста, чтобы при приближении кавалькады обратно приветствовать госпожу и ее вассалов криками. Там же поставили двухсотлитровую бочку прошлогоднего вина. Чернявый юркий пройдоха разливал в кубки всем желающим, так что, когда опохмелившиеся «полочане» спустились во двор, их встретили около шестидесяти пьяных в дым бывших селян, так же, как и их северные соседи, падких на сладкое слово «халява» .
Увидев грозного рыцаря, гостя самой баронессы, большинство стрелков принялось с деловым видом расходиться, и, пока остальные «полочане» освежали цвет лица у бочки с дождевой водой, на дворе и у моста осталось не более десятка.
Гостям баронессы было стыдно. Такое мероприятие, явка практически стопроцентная у всех, а они пропускают по банальным причинам. Чтобы хоть как-то реабилитировать свое состояние перед окружающими, Костя предложил опробовать пищаль: все равно, мол, большая часть народонаселения на площади, так что никого не испугаем. Местным лучникам отдохнуть помешаем, но это – их проблемы.
Сомохов и Горовой легко согласились на предложение, а Захара спросить не удалось: шустрый сын сибирских лесов исчез в недрах кухни, от имени своего рыцаря, лучшего друга баронессы, требуя предоставить сытный завтрак для не желавших ждать официального праздника гостей.
Пока Пригодько резал соленое мясо и грузил корзины кувшинами с вином и овощами, чтобы на лоне природы веселей провести время, Костя с помощью местного кузнеца и призванного в помощники молодого лучника выволок лафет за пределы замка. В дальнейшем ствол предполагали перенести на более легкую подставку с упором для плеча, с тем чтобы сделать возможной стрельбу с сошки, но на время испытаний предпочли безопасный вариант с массивным лафетом и самодельным огнепроводным шнуром, который Малышев сделал из скрученной тряпки, заполнив ее порохом с добавками какого-то металлического порошка.
При виде золотого пояса рыцаря чернявого виночерпия с моста как ветром сдуло.
Испытатели разместились на расстоянии двадцати метров от ворот замка. Дальше катить на чушках тяжелую пищаль у «полочан» не было никакого желания. Картечью послужили согнутые обрезки железа и старые гвозди, заботливо собранные кузнецом в сгоревшем сарае, но негодные для дальнейшего использования по назначению ввиду большой изношенности. Мишенью сделали пяток старых дырявых корзин, повешенных на воткнутых в землю палках в пятидесяти метрах от испытываемой пищали.
Пока Костя отмерял порох, заталкивал пыжи и засыпал картечь, остальные опухшие выходцы из двадцатого века с комфортом расселись у самого моста и наслаждались тем, что удалось принести Захару из кухни замка.
В то время как баронесса выслушивала клятвы своих рыцарей, обещая им взамен блюсти их интересы и защищать их, как самих себя, Сомохов и Малышев спорили о том, сколько чашек пороха надо засыпать в пищаль. В качестве эксперта вызвали подъесаула, но тот сказал, что из «таких орудий» никогда не стрелял и советовать ученым людям не мастак. Сошлись на трех четвертях полулитровой чашки.
Когда все было готово, испытатели и примкнувшие к ним немногочисленные зеваки попрятались за воротами замка. Малышев долго выверял прицел, отмеривал зажигательный шнур и выбивал огонь кресалом, поминая с сожалением проданную в далеком Хобурге зажигалку. Наконец в плошке с сухой травой вспыхнул огонь, от него занялась тоненькая лучина, от которой радостно загорелся шнур. Чтобы добежать до ворот, из-за которых торчали головы друзей, Косте понадобилось не более пяти секунд. Еще через три секунды бабахнул выстрел.
– Знатно шахнуло. Пороху можна меней, – пробасил казак, когда у него в ушах перестало гудеть. Выстрел из пищали, скованной из почти сантиметрового листа железа и заряженной двойной дозой пороха, едва не стал последним для самодельной пушечки. Гром, получившийся при испытании, вызвал у местных вполне предсказуемую реакцию: люди попадали на колени и начали молиться, очумело потряхивая головами.
– Немного перестарались с зарядом, – легко согласился Костя и бросился смотреть на результаты стрельбы.
Палки с корзинами снесло начисто. Порубленные на куски лозы валялись в десяти метрах от того места, где были воткнуты. Пищаль, или маленькая пушка, практически не пострадала. Толстый ствол выдержал давление, хомуты не послетали, «сварка» не разошлась. Даже ствол не раздуло. Только сломалась задняя из круглых чушек, которые кузнец приспособил в качестве колес. Видимо, при отдаче, про которую Малышев забыл, пушку бросило назад и деревянная ось не выдержала.