Зато искренне обрадовалась императрица. Еще совсем девчушкой ее выдали замуж за одного из немецких маркграфов, почившего в бозе почти сразу после свадьбы с молодой киевской княжной. Погоревав год в монастыре, пока наследники маркграфа делили ее имущество, она случайно попалась на глаза проезжавшему немецкому императору. И зажгла в давно остывшей груди такой пожар, что поначалу сама иногда его боялась.
Через месяц сыграли свадьбу. Тут-то новобрачная и узнала, что желания мужчины не всегда идут рука об руку с его возможностями.
Генрих очень любил свою молодую, расцветшую и вошедшую в самый сок жену. Любил, кипел страстью, но… но не мог. Ничего. Только гладить тело, которое теперь принадлежало ему, и кусать губы в бессильной злобе. А красавице императрице оставалось только утешать супруга.
Все поменялось полгода назад, когда сын императора от первой жены Конрад представил отцу лекаря из далекой Италии. Щуплый итальяшка творил чудеса. Генрих, перепробовавший к тому времени уже всех и вся, только рукой махнул. Тем больше была радость, когда ему удалось то, что он считал потерянным безвозвратно.
Выздоровление, победы над внутренними мятежниками дали стареющему властителю германского государства вторую молодость. Конрада император жаловал титулом итальянского короля, но лекаря от него забрал. Маленького кудесника Генрих осыпал золотом, подарил несколько усадеб недалеко от своих замков, даже предлагал дворянство. Но итальянец отказался от титулов, попросил только выслушать его наедине и не рубить голову, если то, что услышит император, ему не понравится. Тот согласился, выслушал. И стал последователем чужого, непонятного культа, попахивавшего теми самыми запахами, на которые так любит слетаться монастырская братия, помешавшаяся на борьбе с нечистым.
Император знал, что, совершая новые обряды, нарушает церковные заповеди. Но Святая Католическая церковь годами боролась с его отцом, а потом с ним самим за свои привилегии. Именно она дала ему болезнь, из-за которой он десять лет не чувствовал себя полноценным. Она и теперь ставила ему палки в колеса.
Сейчас же Лучезарный и Архви с их простыми нуждами и реальными благами были ему ближе и давали значительно больше, чем эфемерное загробное Царство Божие. Губы Генриха улыбались, и только фигурка ладьи в пальцах его величества мелькала все быстрей и быстрей.
Императрица гостям обрадовалась искренне.
Узнав, что к Магдебургу пожаловали торговые гости из Новгорода с последними новостями о ее семье, оставшейся за тысячи лиг, Адельгейда-Евпраксия еле удержалась от того, чтобы не потребовать купцов к себе немедленно. Верный Кондрат взялся доставить их поутру, и молодая госпожа согласилась подождать. Но ждать – это так тяжело… И так долго тянется время…
…Жестом пригласив вошедших приблизиться, дочь Всеволода Старого откинулась на спинку кресла и отложила пяльцы, с помощью которых она старательно убивала время с самого утра. По этикету первым должен заговорить ее супруг, но тот медлил, разглядывая диковинные наряды вошедших.
Адельгейда решила начать сама.
– Здравы будьте, гости дорогие, – нараспев по-русски произнесла она.
Император недовольно поморщился. Любимая жена первой заговорила с купчишками! Тяжело будет воспитать в ней владычицу мира, сказываются провинциальные замашки.
Новгородцы еще раз земно полонились и произнесли поздравления и пожелания здоровья государю, красну солнышку, и государыне, белой лебедушке.
Когда отзвучали приветствия, Адельгейда, взглянув на мужа, убедилась в том, что вошедшие его не интересуют, и взяла беседу в свои руки.
– Ну, как вам путешествие, гости торговые? – спросила она, как учили в детстве мамки-няньки вежеству. – С добрым ли товаром до стен наших пожаловали? Хорошо ли добрались?
Косте невольно вспомнилась фраза попугая Кеши из популярного мультфильма: «Ну, как идет намолот крупного рогатого скота?» Или что-то в этом роде. Пришедшее на ум сравнение было настолько нелепым, что он еле сдержал улыбку, которую здесь могли расценить неверно.
– Хорошо, благодарствуйте, – чинно поклонились Онисий Навкратович да Сила Титович.
Следующий вопрос императрица уже задала по-немецки, желая угодить своему венценосному супругу:
– Может, интересные новости из краев наших привезли, гости дорогие? Что там с родителем моим, великим принцем [84] земель киевских? Да с семьей?
Онисий Навкратович, взявший на себя право отвечать за всю процессию, поклонился еще раз императору, как бы спрашивая дозволения на разговор с его женой. Генрих кивнул, и новгородец начал повествование:
– У нас, ваше величество, к сожалению, неутешительные новости. – Купец закатил глаза ввысь. – Помер венценосный родитель ваш, князь наш и всего народа русского, Всеволод свет Ярославович.
Глядя на побледневшее лицо, Онисий продолжил:
– Помер, царствие ему небесное. – Купец старательно, но немного коряво перекрестился на православный манер, чем вызвал нездоровую реакцию среди придворных. – Оставил нас, как сирот, отец земли русской.
Он даже носом хлюпнул. Видя, что убитая новостью Адельгейда не обращает пока на него внимания, Онисий Навкратович продолжил разговор, уже обращаясь к императору.
– Престол киевский, по лесвице Ярославовой, на себя Михаил Дмитриевич, наш новгородский князь, унаследовал, да живет он сто лет.
«Полочане» старательно вслушивались в слова немецкого языка.
Немцы же откровенно скучали, и русич повел тему беседы дальше:
– Смутное время начинается на Руси… С юга на Киев половцы да хазары наседают, Олегом Святославовичем ведомые. Летом Чернигов ему присягнул. Древляне свобод требуют.
Купец взмахнул рукой. Дружинники, стоявшие около сундуков, разом откинули крышки. Засверкала золотая посуда, каменья, меха соболиные и горностаевые. Дух захватывало от богатства.
У Малышева и Горового (как и у большинства придворных) аж дыхание сперло. Сам Генрих удивленно поднял брови, увидев такое великолепие.
Сомохов же только губы кусал. А Онисий Навкратович вещал дальше, пользуясь моментом.
– Вызвал меня Михаил Дмитриевич и послал ко двору сильнейшего на свете Божьем государя, дабы молить венценосного брата своего Генриха, чтя родственные узы [85] , оказать давление на византийского кесаря, дабы прекратилась помощь людьми и оружием, высылаемая кесарем мятежнику и христопродавцу Олегу Святославовичу в Тмутаракань. А в знак уважения своего к старшему брату своему и к супружнице его, кровной сестре своей Евпраксии свет Всеволодовне, повелел нагрузить наш корабль самым лучшим из своих сокровищниц, чтобы видно было, кто друг Священной Римской империи, а кто так, сбоку кочерга…