По своей тотальности и политической жестокости современная классическая война приближается к гражданской войне, ведущейся до полного политического уничтожения противника. Список наиболее вероятных следующих объектов приложения военной силы США (наиболее очевидного агрессора в настоящее время) заставляет думать, что и будущие войны будут столь же тотальными, как и уже имеющие место. Война против стран «оси зла» и за установление всеобщей демократии выработает определенную привычку ведения войн на тотальное политическое уничтожение противника. И те войны, которые последуют далее, будут выстроены по тому же алгоритму: при интенсивном давлении на фронте взорвать противостоящий политический субъект изнутри, попросту избавить себя в ходе войны от противоборствующей стороны, а потом навязать свою волю не противнику, а тому, что от него осталось.
Современные нации втягиваются в войну от макушки до пяток, каждым своим членом, каждой структурой. Каждый конкретный человек оказывается бойцом на фронте политизированной войны, даже не держа в руках оружия и не склоняясь над заводским станком, производящим патроны. Противник наносит ощупывающие удары по всему национальному организму, стараясь найти микротрещины и вклиниться в них. Это предполагает тотальную политическую отмобилизованность нации, умение каждого соотносить свою повседневную деятельность, речь, образ мысли с общей военной целью. Разница между ударными и вспомогательными элементами военной машины, между фронтом и тылом, начинает стираться, ибо политическая конструкция может разъехаться в самом неожиданном месте.
Вслед за «ремесленной», «мануфактурной» и «машинной» эпохой в войне наступает эпоха информационная. Она не сводится к пиар-одержимости пресловутыми «информационными войнами». Речь об очередном упрощении доступа к оружию, при усложнении самого оружия. «Ремесленная» эпоха предполагает только одну категорию солдата — сильного молодого здорового мужчину. Все остальное — уже полсолдата. Эпоха «машинная» включила в дело войны все трудоспособное население. Современным солдатом может быть «черная вдова», нахальный «гаврош», безногий инвалид. Словом, каждый, кому доступен тот или иной канал воздействия на противника, и каждый, на кого может воздействовать сам противник. Отражение такого воздействия равносильно обороне. «Ядерная» архитектура войны таких возможностей обороны не оставляла. Внеядерная состоит в основном из них.
Другой стороной современной войны является ее пролонгированный характер, невозможность свести ее к решающему сражению или даже последовательности решающих операций. Тотальность национальной мобилизации и тотальность военной цели предполагают, что к тому моменту, когда по старому закону уже одержана победа, по новому конфликт еще только разгорается. Даже беглый взгляд на Афганистан или Ирак показывает, что решительная военная операция, приведшая к сокрушению противника, становится только ходом в длительной войне на измор. И совсем не факт, что в этой войне стремительный бросок на Багдад или Кабул является лучшим стратегическим решением.
Стремительный сокрушительный удар наносится против неотмобилизованного противника. Даже в ХIХ и XX веке он не давал решительного успеха, если противника нельзя было одним ударом принудить к капитуляции, гитлеровская стратегия сокрушения оказалась катастрофической. В XXI веке, с его сверхтотальностью тотальной мобилизации, с задействованием всех национальных ресурсов, противник по настоящему втягивается в войну уже после первого удара, и чем быстрее этот удар будет нанесен, тем большая часть ресурсов противника останется им незатронутой. Оказавшись в статусе оккупационной армии, армия наступающей стороны оказывается перед фактом развертывания против нее «второй линии» противника, естественно приобретающим партизанские и террористические формы. Наступающий имеет против себя фронт, где «партизанят сотни, террорствуют тысячи, а саботируют — миллионы». Прав был автор этой формулы М.Э.Месснер, еще в 1950-е годы, до всякого Вьетнама, предрекавший, что «мятеж — имя третьей всемирной»...
— Удары с воздуха и из космоса могут разрушить военную инфраструктуру, но не могут помешать применению «асимметричного» оружия, то есть попросту переходу противника к партизанским и террористическим методам — от самолетов в небоскребы до холеры в водопроводы и прочего инструментария бессмысленной и беспощадной скифской войны. Якобы «побежденный» в бесконтактной войне противник может нанести «победителю» ущерб куда более фундаментальный, — считает Холмогоров. — Соответствующий закон военного развития был подмечен военными теоретиками еще в середине ХХ века. «С одной стороны, — буйный рост военной техники, а с другой — возвращение к самым примитивным формам ведения войны. Телеводимые и реактивные самолеты и ракеты, атомные бомбы и наряду с ними— мины кустарного производства и укороченные винтовки — “обрезы”», — писал в 1954 году полковник Зайцов, названный «одним из лучших военных умов русской эмиграции». Ему вторит другой эмигрант, Е. Э. Месснер, пророчески предсказавший террористическую войну и сказавший, что «Мятеж — имя Третьей Всемирной»: «Воевание без войск, воевание партизанами, диверсантами, террористами, вредителями, саботерами, пропагандистами примет в будущем огромные размеры, чему порукой факты из недавнего прошлого».
Однако то, что было ясно в 1950–1960-х после Второй мировой и вьетнамской войн, несколько замутилось в 1990-е, когда США продемонстрировали впечатлившие многих успехи в «бесконтактных» войнах с Ираком в 1991-м, Югославией в 1999-м и талибами в 2001-м. Мало кто обратил внимание на то, что ни в одном из этих случаев не была одержана победа; противником было признано поражение в тех достаточно скромных конвенциональных рамках, которые были ему заданы. От Ирака требовалось убраться из Кувейта, от Югославии — капитулировать в Косово под гарантии Виктора Степановича Черномырдина, от талибов — чтобы они ушли из Кабула и перестали быть талибами (что отнюдь не гарантирует от их возвращения в новом обличье). Условием ведения «бесконтактной войны» являются жесткие конвенциональные рамки — мы демонстрируем вам свое превосходство, разбомбив ваши системы связи и аэродромы, вы это превосходство признаете и уступаете нашим скромным требованиям — нескромных требований не будет. Если же одна из сторон за пределы этих конвенциональных рамок выйдет, например технически развитые победители решат «дожать», или побежденные решат не признавать поражения, а перейти к партизанской или террористической войне, то для одержания реальной победы придется доделывать работу вручную, с использованием сухопутных сил, десантами, пехотой, оккупацией…
А вот здесь, уверен Холмогоров, победа останется за самым мобилизованным — готовым не сломиться и драться до конца. Всеми способами!
Террору как оружию будущего отдает первенство известный стратегический мыслитель Сергей Переслегин [2] . Именно он станет асимметричным и сокрушительным ответом на агрессию более сильного и технологически развитого врага, который, однако, как огня боится больших человеческих жертв со своей стороны. Террор стремительный и отлично организованный. Террор стратегический.