И началась карусель! Они крутились, как ужи на сковородке, отсекая самураев друг от друга и огрызаясь огнем, когда подворачивался случай. При этом эскадрилья медленно, но верно оттягивала врага в глубь своей территории.
Конечно, им доставалось… Но они держались! А ведь дрались они сейчас с теми же самыми японскими асами, в бою с которыми погибли их товарищи три недели назад.
И все-таки численное превосходство, есть численное превосходство. Три «биса», в том числе и машина Степанова, получили повреждения, и пошли на вынужденную посадку. Их товарищи, связанные боем, ничем не могли им помочь. А японцы продолжали обстреливать планирующие и уже катящиеся по земле машины…
Истребители загорелись, но пилоты все же успели выскочить из кабин и отбежать прежде, чем начали рваться бензобаки. К счастью, никто из них не пострадал.
В этот момент на горизонте показалась эскадрилья И-16 семидесятого полка. Увидев подкрепление, самураи бросили несговорчивых «бисов» и ушли на свой аэродром.
Продержались!..
Евгений смотрел на свой догорающий самолет и не мог скрыть довольной улыбки. Вот это бой! Три машины потеряно?… Ерунда! Зато все целы. Не сбили ни одного врага?… Еще не вечер!
Когда эскадрилья Савкина по одному вернулась на свой аэродром и летчики сбивчиво поведали о происшедшем, Глазыкин стиснул зубы, но ничего им не сказал. Да и что было говорить! Надо было самому лететь!
Он и полетел. Когда получил приказ поднять еще две эскадрильи…
Потому что Жукова, само собой, исход боя не устроил. Смушкевича тоже. Хотя и по другой причине. О чем они беседовали друг с другом наедине, история умалчивает. Но, похоже, комдив, как и положено начальнику, не стесняясь, высказал свое нелицеприятное мнение о ВВС комкору, старшему по званию, но младшему по должности.
А солнце стало понемногу клониться к вечеру.
Двадцать второй полк в полном составе (за исключением тех, кому сегодня уже досталось и чьи машины встали на ремонт) в колонне эскадрилий с комполка во главе двинулся к линии боевого соприкосновения.
Владимир Пономарев опять шел на своем законном месте справа от комзвена. Но, будучи уже обстрелянным пилотом, смотрел в его сторону лишь краем прищуренного глаза. Солнце его интересовало значительно больше. И не только его.
Военные советники, идущие в строю эскадрилий, тоже смотрели в основном на солнце. И правильно делали! Та самая Ганьчжурская двадцатка (а другим самураям здесь сегодня взяться было неоткуда) опять валилась на них со стороны светила.
Но внезапности у них не получилось. И сбить с первого раза им тоже никого не удалось. И вообще не на тех напали!
Все смешалось в доме Облонских… Строй полка распался. Кто-то вырвался вперед. Кто-то отстал. Часть ведомых во время резких эволюций оторвалась от своих ведущих. Вообще в воздухе вдруг стало как-то очень тесно. Повсюду носились истребители. Управлять в такой мешанине без радио было невозможно, и Глазыкин мгновенно из командира превратился в обычного бойца.
Японцев он увидел почти сразу и рванулся к ним навстречу, открыв огонь с большой дистанции. А потом опомнился и стал беречь патроны.
В ходе свалки один из самураев очень удачно залез ему в прицел, и комполка инстинктивно нажав гашетку, с радостью увидел, как его очередь распорола истребитель противника почти по всей длине. Он перевернулся и посыпался вниз. Глазыкин проводил его долгим взглядом.
Эх, лучше бы он этого не делал!
Нельзя смотреть на сбитого врага. Он прекрасно знал об этом, и сам неоднократно напоминал молодым пилотам, что это плохая примета. Но как же было удержаться! Ведь это был его первый бой! Его первый сбитый!
Плохая примета… Всей спиной почувствовал он вражескую очередь, встряхнувшую его самолет. «Ишачок» тут же стал тяжелым и непослушным, его потянуло вниз, а ручка болталась, и, ясное дело, были перебиты тросы управления. Глазыкин понял, что делать нечего и надо прыгать. Он отстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, выпал из самолета.
Владимир долго держался за хвост Пьянкова, но так и не удержался. Да и кто бы удержался? Комзвена, бросился на проклятого врага и думать забыл про ведомых.
Оставшись один, Владимир первым делом осмотрелся: «К кому бы пристроиться?»
В небе кружилось и вращалось не меньше сотни самолетов! Только успевай уворачиваться. Сверкали пулеметные трассы. Сверкали на солнце плоскости и кабины машин. Глаза выхватывали куски пространства, как куски мозаики, складывать которую было некогда. Да и незачем!
Увидев слева снизу самурая, пристроившегося в хвост «ишаку», Владимир энергично дал ручку от себя и свалился на японца, врезав ему очередью прямо по кабине. Самурай ткнулся мордой в приборную доску и вошел в пике, из которого не выходят.
Владимир сделал вираж и наконец-то пристроился к какому-то краснозвездному истребителю с белой цифрой семь на хвосте. На глазах у него пилот семерки красиво завалил японца. Тот вспыхнул, и яростное пламя мгновенно охватило его целиком.
Теперь Владимир держался за своего ведущего зубами! И вращал головой во все стороны, прикрывая от атак. Он даже один раз пальнул в какого-то совсем очумевшего самурая, проскочившего прямо перед ним и попытавшегося пристроиться к семерке. Чумной самурай рывком ушел из-под огня и свалился в штопор. А летчик, которого спас Владимир, оглянулся и покачал крыльями в знак благодарности.
Смушкевичу доложили, что двадцать второй полк ведет бой с крупными силами противника (и откуда они, интересно, взялись?) в районе горы Баян-Цаган. Он немедленно дал команду майору Забалуеву поднять свой полк и идти на помощь боевым товарищам.
Майор Вячеслав Забалуев в отличие от Глазыкина в Монголии был старожилом. Семидесятый полк входил в состав сотой смешанной авиабригады пятьдесят седьмого особого корпуса и с сентября тридцать седьмого года дислоцировался в Тамцаг-Булаке.
Ныне разоблаченный враг народа, а тогда еще командующий войсками Забайкальского военного округа, командарм второго ранга Великанов, бригаду, убывающую для оказания братской помощи, укомплектовал по принципу «возьми боже, что мне не гоже». У Забалуева было на одну эскадрилью «бисов» меньше, чем у Глазыкина, а «ишаки», все до одного, двухпулеметные, пятого типа, без бронеспинок. Хотя, в общем, тогда это была еще более-менее боеспособная часть.
Увы, зараза полного пофигизма, вредительски насаждаемая в особом корпусе его командованием (за что оно недавно и было арестовано, а надо было бы уже давно!) в полной мере коснулась и Забалуевского полка. Состояние матчасти не просто оставляло желать лучшего, оно вообще никуда не годилось! От длительного хранения под открытым небом у половины его истребителей перкалевая обшивка сопрела, начала гнить. Боевая подготовка и дисциплина даже не хромали. Они попросту обезножели!
Неудивительно, что в первом же бою, который состоялся месяц назад двадцать первого мая, еще до прибытия Глазыкинского полка, семидесятый ИАП сразу понес потери. Был сбит И-16. Летчик Лысенко погиб.