Вот, к примеру, выдержка из рапорта командира миноносца «Живой» за 14(27) — 15(28) апреля 1919 г. «В 4 часа 30 мин. миноносец вышел в море из Новороссийска восьмиузловым ходом. В 10 часов в кочегарке упустили воду, дали самый малый ход. В 11 часов застопорили машины, т. к. люди очень устали. В 12 часов дали ход. В 13 часов застопорили опять, ибо мало пару. В 15 часов в помощь кочегарам посланы люди с верхней палубы и все офицеры [37] . В 16 часов дали малый ход. В 23 часа подошли к Туапсе, где держались малым ходом.
В 4 часа 30 мин. вошли на рейд Туапсе, после чего миноносец около 2-х суток занимался переборкой механизмов для дальнейшего плавания. Непривычные к физическому труду люди быстро выдыхаются и делаются ни к чему непригодными».
Для тех, кто не понял, поясняю: на миноносце вместо нормальных матросов служил черт знает кто! Уж матросы-то привычны к любой тяжелой работе. А потому быстроходный корабль шкандыбал как инвалид. (Забегая вперед — не потому ли он потонул в 1920 году при эвакуации Врангеля из Крыма?)
Белые офицеры честно отмечают в своих мемуарах, что «клешники» сражались отчаянно и никогда не сдавались. Вспомним, что еще во время Февральского переворота матросики устроили свирепую расправу над офицерами и адмиралами. Получается — людей вела ненависть. Непримиримая.
Стоит заодно вспомнить, что Ноябрьская революция в Германии началась с восстания матросов. С бунтов на кораблях начался крах французской интервенции в 1919 году. Как видим, тенденция вполне интернациональная.
А почему так складывалось? Разумеется, нас интересует прежде всего Россия.
…Служба у матросов была очень тяжелой. В том числе и в бытовом плане. И дело-то даже не в том, что тяжело, а в том, что матросы набиты в кубриках как сельди в банке, где спят, там и едят — а господа офицеры изволят кушать на фарфоре… На флоте «социальный расизм» был развит как нигде. К тому же российские флотские офицеры являлись классическими «золотопогонниками» во всех отношениях. Попасть на флот не дворянину было практически невозможно.
Война только подогрела эти настроения. Ведь как показала практика, наибольшее разложение в армии имеет место там, где не воюют. К примеру, на Румынском фронте, где солдаты сражались в тяжелейших условиях, зимой на продуваемых всеми ветрами перевалах Карпат, влияние большевиков было минимальным. И это понятно: когда командир роты сидит с тобой в окопе или идет с тобой в атаку и огонь врага убивает всех одинаково, невзирая на социальное положение и количество звездочек на погонах — тогда начинается фронтовое братство.
А Российский флот воевал, прямо скажем, немного. Особенно Балтийский. Особенно линкоры, самые многочисленные по количеству экипажа. Они всю войну стояли на рейде в Гельсинфорсе и не сделали ни одного выстрела по врагу из своих мощных орудий. Но команду службой-то напрягали по полной! Что матросы думали об офицерах и адмиралах, которые боятся покинуть рейд? (Кстати, в таком положении косвенно виноват Николай II. Существовал приказ, согласно которому линкоры не могли выйти в море без разрешения Ставки. Но на Балтике все происходило очень быстро. Пока связывались со Ставкой, пока решали вопрос — необходимость что-то делать уже пропадала.)
Далее. Корабли были самыми совершенными в России техническими произведениями. Башни поворачивались и внутренность судов освещалась с помощью электричества, переговоры шли по телефону. А много ли простых русских людей в те времена видели электричество и телефон? А уж тем более — умели обращаться с подобной техникой?
В романе М. Соболева «Капитальный ремонт» флотский лейтенант говорит брату-гардемарину: «Нынче не парусный флот, Юрочка. Неграмотного Митюху к машине не поставишь».
Так оно и было. Во флот старались брать рабочих, а какие у них были настроения, я уже рассказал. Кроме того, эти ребята были все грамотные. И книжки читали. Соответствующие.
К 1917 году ненависть к «золотопогонникам» накопилась громадная. А когда началось, рванула…
Заодно стоит упомянуть еще об одной детали классического матросского «имиджа» — о пулеметных лентах через плечо. При том, что пулемет, как нетрудно догадаться, не являлся личным оружием каждого. В чем же смысл? Казаться великими и ужасными?
Все проще: винтовка Мосина и пулемет Максима стреляют одними и теми же боеприпасами. Одна лента — это 250 патронов. Таскать пятьсот штук в подсумке — тяжеловато и неудобно. То есть матросы, по сути, носили некий суррогат современной «разгрузки».
Но почему именно они? Тоже просто. Матросы имели личное оружие — карабины, стрелявшие теми же винтовочными патронами. Однако на корабле оружие не слишком-то и нужно, поэтому патронов в обоймах или «россыпью» было там очень мало. Зато в те времена на каждом корабле имелись пулеметы, которые предназначались для борьбы с минами. К примеру, на «Авроре» их было три штуки. Поэтому на кораблях, а особенно в кронштадтских арсеналах, хранилось огромное количество пулеметных лент. Вот кто-то и провел рационализацию…
Кстати, впоследствии среди красногвардейцев это стало модой, как любая мода, доведенной в итоге до абсурда.
«Почему-то было принято тогда носить через плечо пулеметную ленту, хотя и без всякой пользы, так как содержащиеся в них патроны не всегда подходили к винтовкам».
(С. И. Моисеев, один из бойцов Красной гвардии)
Июльские события опровергают модную нынче концепцию, что, дескать, коварные большевики подталкивали добрый русский народ к восстанию. Все было наоборот. До осени 1917 года большевики, «задрав штаны», бежали за народом.
…Началось, как обычно, с мелочи. Анархисты со свойственной им бесцеремонностью самовольно захватили дачу сенатора Дурново на Выборгской стороне (Свердловская набережная, 22). Впрочем, тогда все так поступали. Большевики, к примеру, внаглую захватили дом Матильды Кшесинской, устроив там свой штаб — и плевать хотели на ее жалобы в суд [38] .
6 июня власти потребовали освободить дачу. Но за анархистов стояли рабочие и кронштадтские матросы, дело вылилось в массовые демонстрации. По ходу событий про дачу никто уже и не помнил. (Интересно, что Совет планировал демонстрацию в поддержку Временного правительства, но выступления шли под лозунгами «Вся власть Советам» и «долой министров-капиталистов! [39] »). Заодно наведались к тюрьме, откуда выпустили нескольких арестованных анархистов.
Однако Временное правительство пока было сильнее. 19 июня верные «временным» войска захватили-таки дачу Дурново и арестовали около 60 человек — причем те отнюдь не мирно сдались, а оказали активное сопротивление. В их числе был арестован и знаменитый впоследствии анархист-коммунист [40] Анатолий Железняков. Тут возмутился Кронштадт, который уже тогда фактически не подчинялся Временному правительству. Матросики пригрозили двинуть на Питер… В итоге арестованные как-то подозрительно быстро бежали. А на даче Дурново анархисты продолжали неофициально собираться — благо остальные организации не тронули.