— Как?!
— Им не повезло, — усмехнулся Феликс. — Мимо пролетал самолет, тот, который наши солдаты называли «черная смерть» [28] . Я, когда увидел то, что осталось от машин, понял, почему его так прозвали. Там были лишь обгорелые обломки и выжженная земля. И трупы. Одни эсэсы. Но если вас интересует этот чертов лес, я знаю, кто вам может все рассказать. Начальник станции. Точнее, бывший начальник. Поезда-то сейчас не ходят. Он отвечал за бесперебойное движение поездов. Я вот давно ему говорил, — он кивнул на бургомистра, — что надо этого типа сдать в фильтрационный лагерь. Хоть он не немец, а поляк — но с нацистами сотрудничал не за страх, а за совесть. И теперь тут зачем-то сидит. Хотя все поляки, которые тут работали, давно уже уехали к себе. Как только ваши пришли, так им сразу документы выписали — они домой и отбыли.
— А что, наши им не интересовались? — спросил капитан.
— Был бы немец, наверное, сидел бы в лагере. Но он же поляк. Наверно, рассказал, что его заставили, что под угрозой смерти…
— Вполне возможно, — подтвердил Еляков. — Ты думаешь, когда наши пришли, они особо разбирались, кто как сюда попал? Русский или поляк — значит жертва фашистов. Да и что нам с поляками разбираться? У нас бы со своими управиться… Пусть сами поляки и возятся. У них там есть кому. Кстати, может, он тут и околачивается, что подозревает: к нему там в Польше как раз накопились разные вопросы. Герр Феликс, а чем он теперь-то занимается? Насколько я знаю, наши власти даром никого не содержат, пусть бы хоть и в самом деле был хоть трижды жертвой нацистов.
— А вот это — понять трудно. Он занял один из домов, их тут, пустых, множество. Все его боятся. Про его усердную работу на немцев — это ж я один знаю, все остальные железнодорожники разбежались еще до подхода ваших войск. А остальные… Боятся, что он на них донесет. У нас же вашего НКВД боятся как огня. Так что я думаю, что он занимается мелким вымогательством.
— Замечательный тип! — усмехнулся Еляков. — А где он живет?
— Возле железной дороги дом стоит. Пойдемте, я покажу.
Они опоздали на несколько минут. Когда подходили к дому, то Мельников глянул на железнодорожное полотно — и протер глаза. По железнодорожному полотну, примерно в километре, удалялась вдаль легковая машина.
— Это… что?
— Мототрисса из Ортельсбурга, — сказал железнодорожник. — Только что она тут делала?
— Это род дрезины. Автомобиль, поставленный на железнодорожные шасси, — пояснил Еляков. — Только что-то мне говорит, что не к добру тут отиралась эта помесь зайца с мотоциклом…
Он был прав. Дом оказался пустым. Соседка пояснила:
— Только что приезжали двое каких-то людей, они увезли его с собой.
— Военные?
— Один военный… Другой в штатском. Последний — явно немец. Я думала — они вроде нашего бургомистра, представители новой немецкой власти.
Еляков матерно выругался. Если верить карте, обычная дорога делала огромный крюк — и догнать чертову дрезину на «виллисе» было непросто.
— Так это не ваши его увезли? — спросил Феликс.
— Скорее, друзья тех, кто вас в лагерь запихал, — зло бросил Мельников.
— Ах, так! Они все не уймутся. Герр гауптман, если у вас есть бензин, мы их догоним. Я эту развалюху знаю, у нее ход плохой. Гоните к станции.
Машина подлетела к станционному зданию — и, следуя указанию железнодорожника, свернула к небольшому невзрачному сараю, к которому от основного пути вела ржавая рельсовая колея. Феликс извлек из кармана большой ключ и отомкнул замок. Внутри обнаружилась небольшая моторная дрезина.
— Железнодорожные войска бросили при отступлении, а я подобрал, — пояснил Феликс. — Я бургомистра на ней вожу в Алленштайн. По шоссе на машине — много бензина уходит. А сейчас он у нас совсем кончился.
Не теряя времени, шофер и Оганес притащили из «виллиса» канистру с горючим. Благо бензина было полно. Еляков много катался по восточнопрусской глухомани и прекрасно знал, что бензина там не найдешь днем с огнем. Горючее в Германии можно было достать только у наших шоферов. Гражданскому населению приходилось обходиться велосипедами или по-старинке — лошадьми. Да и тех осталось немного. Когда наши наступали, они не особо церемонились с имуществом населения. Это потом вышли всякие приказы…
Бензин перелили в дрезину. Железнодорожник, поднатужившись, перевел стрелку, раскочегарил мотор — и железнодорожный транспорт покатил по путям. Шофер получил приказ сообщить в ближайший городок, расположенный по «железке», и добираться туда в обход — потому как прямого пути просто не имелось.
Мимо проплыло здание вокзала, мелькнули какие-то станционные сооружения типа «сарай», потом домишки городка — и вокруг пути замелькали кусты, чахлые деревья, иногда сменяющиеся болотными камышами. Местность особо не радовала глаз. Мельников воевал севернее — там восточнопрусские пейзажи были слегка повеселее. Правда, и война на них шла посерьезнее.
— Догоним? — спросил Еляков у железнодорожника.
— Должны. Да к тому же деваться ей некуда.
Мельникову пришлось многое повидать — но вот на дрезине он ехал впервые. Сооружение, которое со стороны смотрелось неказисто, оказалось достаточно резвым. Ревел мотор, стучали колеса, площадку довольно сильно мотало из стороны в сторону. Дрезина бодро шла вперед.
— Что же, какие-то неизвестные просто так приехали в город и забрали этого типа? — спросил Мельников капитана. — И откуда они взяли хреновину, за которой мы теперь гонимся?
— Откуда взяли? Я думаю, попросту угнали. Знаешь, как в Америке бандиты работают? Угоняют чужую машину, совершают на ней преступление, а потом бросают. А могли и что-нибудь наплести. Какие-нибудь документы показать. Вон ведь у тех убитых немцев тоже была какая-то липа. Так же, наверное, и этого забрали… Ты ведь видишь, что делается. Немцы всегда трепетно относились к порядку, еще у них гестапо порезвилось. Да и небось им про НКВД все уши прожужжали. Приехали какие-то люди, говорят: поехали. Он и поехал. А этот тип, возможно, ждал, что за ним придут…
Погоня продолжалась.
— Товарищ капитан, вон… — крикнул Копелян, который всю дорогу пристально всматривался вдаль. Дорога на этом участке была прямая, как стрела, — километра на два. Далеко впереди и в самом деле виднелся серый силуэт автомашины.
— Машинист! Нельзя прибавить ходу?
— Никак нет, герр гауптман. Идем на пределе. Но вы не беспокойтесь, мы их догоним.
Напряжение росло. Оно росло быстрее, чем сокращалось расстояние. А мототрисса приближалась мучительно медленно. Но все-таки приближалась! Когда расстояние сократилось примерно вдвое — автодрезина пропала из виду — железная дорога делала поворот.
— Товарищ капитан, они могут, если не дураки, подстеречь нас за поворотом. Пригнитесь. И вы, Феликс, тоже. Оганес, оружие к бою!