— Ребята! Концерт окончен! — закричал Сергей.
Приближались они осторожно, но все были мертвы.
И тут снова раздалось шевеление в кустах.
Мельников обернулся, держа автомат наизготовку.
— Паны! Паны! Я сдаюсь! — послышалось оттуда.
— Выходи с поднятыми руками! И без шуток! — бросил Мельников.
Из кустов вылез довольно оборванный тип. Он был одет в донельзя драную и замасленную кожанку, какие-то бриджи цвета хаки и высокие ботинки — наподобие американских. В одной из поднятых рук он держал немецкую винтовку.
— Оганес, обыщи его! — Продолжал командовать Мельников.
Армянин подошел к «партизану», забрал у него оружие и старательно обшарил карманы.
— Две запасные обоймы, табак спички. Какая-то фотография. Документов нет.
Между тем Мысловский подошел к Мельникову.
— Пан надхорунжий, это кто? Бандиты? — спросил лейтенант.
— Аковцы [39] , судя по всему. Но между ними и бандитами нет четкой разницы.
Такой ответ ничего Сергею не говорил, но он решил не торопить события.
— Кто такие? — рявкнул он на пленного.
— Отряд поручика Сидзиловского, «Вольносць и неподлеглосць» [40] .
— Вот как? — очень нехорошо ухмыльнулся поляк. — Численность отряда? Где базируетесь?
— Это все, кто тут лежит… Были. Поручик — вон он лежит, — кивнул аковец на лежащего в кювете человека в добротном снаряжении — одного из тех, кто пытались организовать сопротивление.
— Что тут делали? Быстро! А то у меня времени с вами разговаривать нет! У меня разговор простой с такими, как вы, псами! — Мысловский передернул затвор автомата.
Если это и были партизаны, то довольно хлипкие. На лице пленного читался откровенный ужас. Его глаза бегали, осматривая лежащие трупы. Да уж, видимо, этот отряд если и сражался — то либо с мирными жителями, либо когда десятеро на одного.
— Мы шли на северо-восток. В район озера Спирдинг-зее.
Так! Подошедший Мельников отметил — снова всплывает это чертово озеро. Да что там, медом, что ли, намазано?
— Цель движения?
— Я ничего не знаю! Знал наш поручик. Он имел связи с Варшавой. Оттуда велели идти к озеру. А цели, клянусь, я не знаю…
— А это? — Мысловский кивнул на машину.
Несмотря на животный страх, читавшийся на лице пленного, в его глазах мелькнула злость.
— Эти, из Варшавы, умеют только обещать. У нас кончились припасы. Вот мы и решили пополнить их экспроприацией.
— Только это вы и умеете… Обычное дело, — повернулся Мысловский к Мельникову. — Эти политиканы, их друзья из Варшавы, тайком поддерживают вот таких. Но в случае чего сразу же от них открещиваются.
— Вяжи руки этому гаду, — приказал он шоферу. — Капитан, не дадите мне одного из своих людей? Я бы лично его тут пристрелил, но нужно доставить его в Цеханув, в местное управление народной милиции. Пускай они там с ним разбираются.
Копелян сел в кабину «опеля», а Еляков взобрался на «виллис». Процессия тронулась. Теперь Мельников смотрел вокруг уже без дураков. Что, впрочем, не мешало ему вести разговор, который начал капитан.
— Ну, вот, вляпались в польские разборки, — вздохнул Еляков.
— Товарищ капитан, а что это за организация?
По словам Елякова, дело обстояло так. «Армия Крайова» была военизированной структурой, которая, по идее, собиралась сопротивляться немцам. При этом организацией она была очень своеобразной. Более чем немцев, аковцы ненавидели Советский Союз. Они смотрели на Запад. Точнее — на берега туманного Альбиона, где в это время отсиживалось эмигрантское «правительство» и «руководило» борьбой. С немцами они воевать не спешили. Главным их лозунгом было «держать оружие у ноги». То есть готовиться подняться в любой момент. Впрочем, иногда они даже боролись. Правда, чаще всего совсем не с немцами.
Более всего аковцы развернулись неподалеку, на Волыни, где испокон века обитало смешанное украинско-польское население. Вот с ним, с мирными украинцами, и стали бороться аковцы всеми доступными им средствами. Правда, с той стороны был «парный сапог» для этой структуры — бандеровцы, которые столь же героически сражались с мирными поляками. До боев с немцами у «Армии Крайовой» руки большей частью не доходили. А фрицы, понятное дело, очень радовались, что две партизанские группировки с увлечением выполняют за них грязную работу. Вся эта возня их и сгубила. В начале войны большинство поляков смотрели на своего восточного соседа без особой симпатии. И соответственно — на появившихся прокоммунистических партизан. Но, мягко говоря, странное поведение АК толкало тех поляков, кто хотел сражаться с фашистами, в ряды Армии Людовой — которая была «за красных». Потому что ребята из АЛ воевали всерьез.
В конце концов товарищи из АК перед подходом наших войск подняли Варшавское восстание. Оно, как известно, было подавлено. Но потом пришли наши. Польшу все-таки освободили. Аковцы претендовали на то, чтобы играть самостоятельную роль. Но с Красной Армией и подошедшим Войском Польским спорить было трудно. В итоге разнообразные группировки снова ушли в леса и принялись бороться «за демократию».
— Вот такие милые люди, — подвел итог Еляков.
— Так что, они совсем не воевали с фрицами?
— Почему? Иногда воевали. Так же, как ты видел. Может, и ограбили пару-тройки немецких машин со шнапсом. Нет, в Варшаве-то они сражались мужественно. Да только все это не имело смысла.
— Ну, в Белоруссии таких тоже было полно. А теперь они, значит, против нас?
— В том-то и дело. Теперь они сражаются с «москалями». И со своими, которые «продались москалям». И кто-то из этого гребаного Временного правительства их поддерживает.
— А не проще ли это правительство разогнать, как у нас в семнадцатом было?
— Я тоже бы разогнал. Да только это не нашего с тобой ума дело. Это называется — большая политика. И если товарищ Сталин их терпит — значит так оно и нужно… Ему виднее. Но вот что удивительно. Вся эта публика кишмя кишит на юго-востоке Польши. А сюда они суются редко. И ведь снова всплывает это чертово озеро. И мне почему-то кажется, что снова не обошлось без Черного леса. Вот ведь… Лезут туда и лезут!
Пленного они сдали в Цехануве — небольшом полуразрушенном городке. За ним пришли люди в форме Войска Польского. Затем десятка три человек с винтовками — в форме и в гражданском, погрузились в «студебекер» и отправились к месту перестрелки — разбираться с трупами. Начальник милиции, пожилой поляк в форме майора, ругался на польском, вкрапляя сюда и русский мат.