Еляков улыбнулся. Он уже заметил по пути нечто похожее. В Литцене, который тоже должен отойти к полякам, он поджидал Мысловского. Так вот, и там дело обстояло очень весело. Даже еще веселее — потому как в Литцене уже крутились какие-то польские военнослужащие, которые бурно братались с нашими. А как могут брататься славяне? Вот именно. Все наши уже были мыслями в России — и служба шла по инерции, шатаясь и спотыкаясь.
По дороге Мысловский был мрачен и неразговорчив. Хотя, казалось бы, дела его шли вполне хорошо. Совместными усилиями удалось накрыть крупное осиное гнездо, которое могло был принести еще невесть сколько неприятностей. Но, тем не менее…
— Майор, давайте о деле. Мы тут так заигрались в казаки разбойники, что упустили очень многое. Теперь хотим пошарить в доме Йорка. Он, надеюсь, стоит не нараспашку?
— Никак нет! Я даже часового держу возле него. Честно говоря, больше для того, чтобы хоть чем-нибудь солдат занять. А то они от безделья уже совсем обалдели…
— Мы там хотим пошарить…
— Кто там сейчас стоит? — задумался майор. — Коньков? Вы к нему обратитесь, если будут трудности, он вам, возможно, сумеет помочь.
Часовой вел себя совсем не по уставу. Он сидел на крыльце дома и лениво покуривал. Но это Еляков увидел лишь краем глаза — как только машина вырулила из-за угла. Заметив, что едут командиры, солдат в один миг принял положенную позу. Когда «виллис» подкатил к дому, капитан разглядел Конькова. Это был очень смуглый чернявый парень лет тридцати. Среднего роста, неширокий в плечах, но по виду — очень мускулистый. На груди висели две медали «За отвагу» и две золотых нашивки, а на поясе красовалась затейливая финка. Руки часового покрывали татуировки. Еляков показал ему подписанный майором Щербиной приказ. Коньков посторонился, пропуская офицеров к двери.
— Все в порядке, товарищ капитан, печати целы! — отрапортовал он. Говорил он бодро, но как-то несколько развязно растягивая слова. А в его рту сверкнула фикса. В общем, от парня густо пахло блатной закваской. Но прошлой закваской, на которую наложилась война.
Еляков достал ключ и отпер двери.
— Какие будут приказания? — спросил Коньков.
— Пока покури тут.
Офицеры прошли внутрь и для начала обошли помещения с кабинета. Здесь было по-гостиничному голо. На какую-то индивидуальность указывала лишь небольшая книжная полка в гостиной, да и та уставлена книгами, судя по их заглавиям, относящимся к легкому чтению. Еляков стал осознавать, что задача-то у него стоит непростая. Собственно говоря, он не знал, что искать. Капитану, разумеется, приходилось проводить обыски. Чаще всего это доводилось делать в присутствии хозяина. Тогда — совсем другое дело. Человек, если он, конечно, не хорошо подготовленный профессионал, невольно начинает нервничать, когда приближается к заветному месту. Или если искали без хозяина — представляли, что ищут. А тут… Ни того ни другого. К тому же обысками Еляков занимался в основном в самом начале своей чекистской работы — когда рядом были более опытные товарищи.
Для начала Еляков подошел к письменному столу, стоявшему в спальне, и просмотрел все ящики. Нельзя сказать, чтобы там было много содержимого. На первый взгляд, тут скопился разный хлам. Какие-то канцелярские принадлежности, несколько немецких газет, бумаги неряшливого вида, исписанные мелким почерком с многочисленными помарками — судя по всему черновики. Там были расчеты, формулы, какие-то наброски строительных конструкций. Еляков вздохнул. Он ощутил недостаточность своей подготовки.
— Пан Мысловский, вы что-нибудь смыслите в деле поиска в чужом доме? У меня, откровенно говоря, в этом деле опыта немного.
— Я думаю, меньше, чем вы. Я ведь сначала был фронтовым офицером, потом работал в разведотделе дивизии. В ОРМО меня направили по одной простой причине — потому что с людьми у нас плохо. Вернее, опытных людей у нас почти что и нет. В чем-то наша ситуация похожа на вашу в восемнадцатом году. Одни люди — ненадежные, другие — неопытные…
— Что ж, придется переворачивать весь дом… — вздохнул капитан.
Примерно через полчаса Елякову стало скучно. Дом был большой, и разных закоулков и в нем было сколько угодно. А ведь есть еще чердак и подвал. Да и в саду можно зарыть. Ситуация начинала казаться совершенно беспросветной.
И тут Еляков вспомнил слова майора. Не зря ведь Щербина о нем упомянул…
Его мысли прочел надхорунжий:
— Пан капитан, пан майор говорил о часовом. Я думаю, он не зря обратил на него внимание. Судя по виду того парня, он, возможно, имеет богатый опыт осмотра чужих квартир. Куда больший, чем мы…
Капитан высунулся в окно:
— Коньков!
— Я!
— Подойдите сюда.
Солдат вошел и с любопытством огляделся вокруг. Капитан заметил его взгляд, которым он обшаривал комнату — прямо прожектор.
— Майор сказал, что вы можете нам помочь отыскать тут кое-что спрятанное…
Тот оглядел раскрытые ящики, поднятый матрас, выпотрошенные книги.
— Понятно. Что ищете, товарищ капитан?
— Не деньги и не ценности. Да я и не уверен, что то, что мы ищем, тут есть. Но если есть, ЭТО человек должен хорошо спрятать.
— Тогда легче. Товарищ капитан, — парень замялся. — А этот, хозяин, он, простите, какой масти? То есть, я хотел спросить — он шпион или вроде этого?
— Нет, вроде не шпион. По крайней мере, не профессиональный шпион.
— Понятно, фрайер. Вы, товарищ капитан, правильно сделали, что меня позвали. Время сэкономите. Эх, что ради Отчизны не сделаешь! Вспомним мрачное прошлое, искупленное кровью… Товарищи офицеры, вы посидите в сторонке.
— Пан боец, а фрайер это… — начал Мысловский.
— Ну… Не вор и не мусор. То есть, не милиционер.
— А, понятно. Тогда деньги и ценности тоже ищите, — неожиданно предложил надхорунжий.
— Это ж совсем другое дело! — оживился солдат.
Коньков вышел на середину комнаты — и Еляков поразился произошедшей с ним перемене. Теперь это был не солдат. Более всего парень походил на собаку-ищейку, которая вынюхивает след. Только если пес шевелит носом, то Коньков работал глазами. Казалось, его взгляд проникал сквозь стены, шкафы и прочие препятствия. Да и двигался он теперь по-другому — крадучись, словно кот. Какой-то системы в его поиске не было. Он вдруг прошел в один угол и внимательно осмотрел пол. Потом переместился к стенке и стукнул по ней в нескольких местах. Тщательно осмотрел ящики стола. Потом вышел в другую комнату. Раздался звук открываемого буфета, зазвякала стоящая там посуда. Потом послышался какой-то скрип…
— Товарищи офицеры! — раздался радостный голос Конькова. — Есть контакт!
Они поспешили в гостиную. Вычурной буфет, покрытый черным лаком, обильно украшенный деревянными резными финтифлюшками, был слегка отодвинут. Боец с довольным видом держал в руках небольшой пакет, завернутый в пергамент и перевязанный бечевкой.