— Хотел податься к англичанам или американцам? — спросил Сергей, вспомнив игры Ковалевского.
— Нет, там есть какая-то структура, которая собирается продолжать их дело. Вот к ним он и лез.
— Какие у него могут быть дальнейшие планы? Один полезет?
Голландец пожал плечами.
— Если вы его не изловите, возьмет людей из «Вервольф». Я говорю, он с ними не любил иметь дела. Но Барон такой человек — использует в своих интересах все и всех. Я думаю, если будет такая необходимость, он и с вашим НКВД попробует договориться. Две недели назад, когда он ходил к этому Черному лесу, Барон специально взял двух литовцев. Потому что их было не жалко. Он прекрасно знал заранее, что его спутники обратно не вернутся. Я тоже его опасался. Но другого выхода не было.
— А зачем нужно было грабить инкассатора?
— Все просто. Литовцы вас, русских, не любят. Но они совсем не против ваших денег, пусть на них и Ленин изображен. Шварцхельм не верил в идейные мотивы. Он предпочитал платить. Может быть, тут были и другие соображения. Но это мои догадки. Вам же, в конце концов, весь этот цирк надоел бы. И вы бросились бы гоняться за отрядом. Рано или поздно загнали бы… Все были бы довольны. Ваши начальники получили бы ордена, или чем там у вас награждают? Мы бы ушли. Кто ж знал, что вы так быстро нас накроете…
Оставив пленного под присмотром десантников, Мельников спустился в «берлогу». Это и на самом деле оказалось именно такое сооружение, каким он его и представлял. Размером оно было не больше вагонного купе, только гораздо ниже. Сергей стоял, упираясь головой в потолок. На полу лежали два человека. Один в камуфляже, другой — в мундире Ваффен-СС без знаков различия. В одном углу валялись консервные банки, в другом были сложены четыре собранных рюкзака.
Дух был страшно тяжелый — запах немытого тела, спиртного, разбавленного пороховой гарью. Но и без нее атмосфера была — хоть топор вешай. Гнусное местечко. Сергей поспешно вылез.
Вскоре послышались голоса. Из леса вышел капитан — и с ним еще несколько человек. Выслушав доклад, он хмуро кивнул.
— Командир ушел-таки. Нехорошо. Но банду мы накрыли, а это главное. Более двух десятков человек взяли. Кроме тех, кто у замка, имелись еще люди в лагере. Но они даже стрелять не стали, сразу подняли лапки… Радист уже наладил связь. Сюда выходят машины за пленными. Будем считать, что операция — не совсем успешно — но завершена.
— А моя все продолжается и продолжается, — вздохнул Мельников.
22 июля, Кенигсберг
«Виллис» катился по асфальтовому шоссе, разбитому в клочья. Вокруг были следы уже настоящей, нешуточной войны — бесконечные воронки, обломки и, конечно, груды самого разнообразного металлолома.
Вчера вечером Мельников и Копелян прибыли в Инстербург на какой-то попутной «эмке», которая прихватила их в Сувалди, куда Сергея и Оганеса доставили прямо от развалин замка. Впервые в жизни Мельников почувствовал себя большим человеком. Потому как ради него, лейтенанта, разыскивали Елякова по специальной связи. И когда выяснили, что они находятся в штабе дивизии, в Инстербурге, специально нашли для него попутную машину. И теперь хозяин транспортного средства, какой-то интендантский капитан, сидел молча, опасливо поглядывая на попутчиков, а если и заговаривал — то каким-то льстивым голосом, совершенно не соответствующим субординации. Капитан явно опасался, что младший офицер, о котором так заботились «органы», посажен к нему не просто так. А интендант — это уж такая служба… Какого ее представителя ни возьми — всегда углубленное изучение его деятельности попахивает трибуналом. По словам недоучившегося историка Копеляна, великий русский полководец Суворов утверждал: любого. Любого, кто прослужил два года интендантом, можно со спокойной совестью расстреливать.
И уж что говорить о Германии, где столько всяких хороших вещей валялось без присмотра. Кто, что и как оттуда тащил — дело темное. В общем, Мельников ощущал себя персонажем комедии Гоголя «К нам едет ревизор».
Свое непосредственное начальство Мельникову даже не пришлось искать. На КПП перед въездом начальник караула, убедившись, что перед ним и в самом деле лейтенант Мельников, послал сопровождающим солдата, который привез Сергея в находившееся под городом поместье, которое уцелело от войны — и было почти не разграблено. Тут стояли какие-то люди из НКВД, выполнявшие некую секретную работу — и здесь же ожидал его Еляков. Поляк отправился в Варшаву — докладывать о ситуации.
При встрече выяснилось, что столь нежная забота о Мельникове и его спутнике имела и обратную сторону. Большая часть советских войск готовилась выходить на расформирование. Поэтому во всех армейских структурах царила жуткая суета. Смерш уже ничего не делал. НКВД пока ничего не делал. С поляками, на будущей территории которых находился объект, пока не могли толком договориться, поскольку у них был еще больший бардак. У них у в Варшаве-то порядка не было, что уж тут говорить о будущих новых территориях…
В общем, все были готовы помогать, но непосредственно дело предстояло заканчивать все той же бригаде. У остальных находились дела поважнее. К примеру, те ребята, у которых гостил Еляков, уже укладывали чемоданы. В смысле — бродили по особняку и выбирали предметы обстановки и прочие вещи, которые неплохо было бы прихватить с собой.
Теперь «виллис» с бригадой в полном составе двигался по трассе, следуя в столицу Восточной Пруссии. Пейзаж вокруг был безлюдный и унылый. До этого времени Еляков и его команда крутились в местах, которые война коснулась лишь боком, слегка опалив их своим огненным дыханием. А теперь они ехали по пути нашего наступления. Поэтому даже сохранившиеся населенные пункты были совершенно пустынны — в том смысле, что гражданского населения не наблюдалось. Хотя, судя по частоте мелькающего по сторонам брошенного жилья, сейчас они находились в самой населенной части Восточной Пруссии. Когда-то самой населенной.
— Оно и к лучшему, — прокомментировал капитан окружающую пустыню. — Эта территория будет нашей, меньше будет возни с местным населением. Хотя, — усмехнулся Еляков, — это секрет…
Ну да, секрет — о предстоящем разделе Восточной Пруссии теперь знали даже вороны. Об этом говорили и солдаты, и офицеры. Все рассуждали о том, кто же и как будет ее заселять.
— Как всегда в России, — отозвался Копелян, — самые важные тайны известны всем.
Когда наконец, после муторной езды, приблизились к городу, пейзаж вокруг, и до того безрадостный, стал и вовсе мрачным. Проехали окопы, обращенные на запад — явно бывшие нашей линией фронта. А впереди, справа от дороги, показались развалины какого-то мощного сооружения из красного кирпича. Оно было большим, одноэтажным, сплошь усеянным то ли узкими окнами, то ли большими бойницами. Вокруг снова потянулись окопы, но теперь уже обращенные на восток. Земля вокруг них, казалось, была перепахана. Снарядов и бомб явно не жалели. Кое-где виделись бетонные купола дотов, напоминавшие какие-то чудовищные грибы-поганки.