Товарищ Ссешес | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Ненависть… голос… ужас… голос… наслаждение… голос, звучащий в окружающей тиши… Острый коготок страха чиркает по покрытой мурашками спине, обращенной к безликой стене леса… Приглашение… нет… не приглашение к танцу — просто первый взгляд… Взгляд из-под трепещущих ресниц на недостойного, который посмел и не побоялся пригласить… Звуки, складывающиеся в песню, полувой-полустон, взмывающий к ночным небесам фугой ужаса и омерзения и омывающий мою душу…

Нет, это не ты, о леди Смерть, нет, не ты. Но в раздающейся за моей спиной песне много нот, принадлежащих тебе. Только полностью овладев всей палитрой этих мрачных оттенков и обертонов, оттеняющих твою красоту, о Дева Смерть, можно так воздавать хвалу тебе… Я знаю ту, которая поет сейчас из мягкой темноты леса за моей спиной… Вернее, думал, что знаю…

Песня… песня в лучах лунного света и блеске звезд, звучавшая в унисон переполнявшим меня ярости, гневу и печали. Кто твой создатель? Мелодия, красивая и вместе с тем чудовищная в своем совершенстве, оставляющая ощущение — нет… единение… единение гнева… Ближе… еще ближе… И вот уже две души с рычанием и воем кружатся в невозможном чудовищном танце, переплетаясь щупальцами чувств и желаний…

Волны гнева и ярости, захлестывающие утлую лодку моего разума с каждым звуком… стоном… шепотом… криком… песней… опадают, покоренные неведомой мне магией песни, изливающейся из почти человеческого горла…


Тогда же. У костра

Тихое потрескивание сучьев в костре, мерное мерцание пламени и устремленный в никуда взгляд анимы Духа Чащи, внезапно застывшего на полуслове. Удивленные взгляды окружающих костер бойцов и пристальный — Иванова. Странно прервавшийся на полуслове Леший и внезапно забеспокоившиеся дракончики заставили людей затаить дыхание и устремить опасливые взгляды за круг света, очерченный прогорающим костром.

Напряженное ожидание чего-то очень страшного и не менее притягательного окутало всех присутствующих. Примерно такое же чувство заставляет в детстве с дрожащими коленями забираться в одиночку в темные глубины старого бомбоубежища, хранящие несметные, на взгляд юного сорванца, сокровища и скрывающихся за каждым поворотом монстров.

Проглотив вдруг непонятно откуда взявшуюся в горле слюну, Сергеич осторожно, можно сказать опасливо, произнес:

— Дед… Старшой? Что это?

Если не считать дыхания напряженно вслушивающихся солдат, ответом старшине была тишина. Иванов, так же как и все, заинтересованно уставился через костер на Лешего и уже приготовился тряхнуть этого подозрительного типа, как вдруг из тьмы леса послышались звуки. Чарующие, но вместе с тем странные звуки песни. Заставляющие окружающих покрываться холодными каплями пота…

Никогда — до самой своей смерти… Никогда и никому Иванов не сознался, какие воспоминания проносились в его голове, какие забытые чувства и ощущения вызывали эти звуки — переливы женского голоса, звучащие звонким ручейком в набухшей ужасом и тьмой ночной тиши…

Поднимающийся к небесам и подобно обвалу обрушивающийся на землю голос. Застывшие восковыми масками лица людей и ощерившиеся драконы, забившиеся в ноги схватившемуся за сердце старшине… Песня ужаса… медленно и неохотно теряющая капли тьмы и боли… И затихающая… Хотя еще долго застывшие у костра существа слышали ее отголоски…


Тогда же. Ссешес Риллинтар

Ква-аа!!! — Пронзительный голос истосковавшейся по личной жизни лягушки немного привел меня в себя. Вот именно что немного. Странные ощущения и чувство растворенности в чем-то большом остались. Окружающее казалось наполненным многогранным смыслом, и даже переливающаяся лунная дорожка на поверхности воды несла в себе откровение. Чуть расфокусированный взгляд скользил по округе, и разум просто не в силах был обработать наплыв — массив информации, — обрушивающийся на меня: одуряющий запах трав, многоголосое шуршание камыша и осоки, тихий разговор листьев на убаюканных ночью деревьях. Ощущение полной опустошенности и вместе с тем наполненности — ощущение растворенности в окружающей природе, в Чаще, унесшее гнев и ярость и оставившее только мягкое, теплое, как объятия матери, спокойствие. Хотя… нет, не в природе — и уж тем более не в окружающей Чаще. Лесным эльфом — бррр, мерзость-то какая! — я, слава Ллос, не стал… Скорее, единение с Миром. Никогда не занимался медитацией, но, судя по отзывам знакомых, именно такие ощущения у них и возникали. Значит, вот что это было… Впасть в нирвану, находясь лунной ночью где-то в глубине белорусских лесов, просто от звуков… Песня! Точно, это была песня! Она начиналась и длилась вечно — именно вечность прошла, пока я слушал ее.

Кажется, мои чувства и мой разум были прибоем, мерным, ритмичным прибоем, подчиняющимся ритму этой песни. И вместе с этим ритмом они менялись, в них вплеталось нечто не принадлежащее мне, что-то спокойное, ласковое, теплое. И это что-то, подобно тонкой пленке масла, усмиряющего бешенство штормовых волн, по капле, по капельке растворяло ярость и гнев и укутывало в теплые шелка понимания. Я больше не был одинок… Понимание этого заставило широко распахнуть обращенные в ночное небо глаза. И красота ночи… леса… мира… обрушилась на меня волной…

Замечательный рецепт: тихая лунная ночь, полная луна, приступ ярости — и все это заполировать песнью кицуне. Теперь буду знать! Стряхнув с себя оцепенение, оглянулся и обнаружил в полуметре, на тонкой бровке песка, разложенные на куске материи два гребня и кусок мыла. Нет, все же умна девчонка! Все правильно сделала и просчитала. Молодец!.. Ilharessen zhaunil alur!

Широко улыбнувшись окружающему миру, залихватски запустил пальцы в растрепанную шевелюру и сморщился от омерзения — из всех знакомых мне по двум слоям воспоминаний средств для ухода за волосами болотная жижа являлась самым хреновым. Будем смывать! Кстати, когда возишься с длинными волосами — намыливаешь их, смываешь, пытаешься разобрать непослушные, слипшиеся от грязи пряди, — в голове почему-то начинают роиться мысли. Давно, кстати, это заметил. Вот и сейчас в моей остроухой голове закопошились паучки мыслей — многоцветные, разного размера и вида — просто милашки. И пока я на автомате придавал себе вид, достойный Главы Дома, эти многоногие сорванцы устроили целое представление. Вот, например, один паучок, выделяющийся своей упитанностью и медленной, вальяжной манерой перемещения, несет в себе очень трезвую и интересную идею по расширению базы. Ведь действительно, считай, толпа бесплатных землекопов в наличии! Почему бы и нет? Только вот с деревом в качестве материала для амулетов я теперь связываться не буду. В деревянном исполнении они, сволочи, разряжаются как бы не быстрее, чем я их заряжаю. Так что первая необходимость — это подобрать нормальный материал, удовлетворяющий целому спектру характеристик: он должен хорошо держать заряд, легко обрабатываться и, самое главное, он должен быть под рукой. Например, серебро всем хорошо, только вот жалко. Хоть и можно Лешего тряхануть, но тут есть одно «но»: после удара молнии, считай, от амулетов мало что останется, и дело не в том, что поплавятся, скорее всего, вообще испарятся. Драгоценные камни тоже жалко. Да и маловато их в загашниках Духа Чащи. Стекло как аморфный материал не подходит абсолютно — оно будет еще хуже, чем дерево. Железо? Так где ж я в лесу железо найду, и кузницу вдобавок?! Поэтому из доступных материалов остается только кость. А что, дешево, сердито и коэффициент утечки минимальный. И обрабатывать намного легче, чем серебро. Точно! А с костями, думаю, в лесу напрягов не будет.