«Она приехала в Советскую Россию только потому, что ей был обещан… храм Христа Спасителя. Обычные театральные помещения больше не вдохновляли Дункан. Дух великой босоножки парил очень высоко. Она хотела вдыхать не пыль кулис, а сладчайший фимиам. И обращать взор не к театральному потолку, а к куполу, напоминающему небеса. Пресыщенная зрителем (к слову, ставшем на Западе менее восторженным: ведь актрис любят до первых морщинок) – она жаждала прихожан» (А. Мариенгоф).
Ничего хорошего из этого романа получиться не могло. И сфера интересов Есенина начала перемещаться в кабаки.
* * *
Кстати, если не считать последнего года жизни, то пьянство Есенина сильно преувеличено. Мариенгоф рассказывает случай, когда во время очередной поездки по стране пьяного Есенина не пустили в вагон – и он стал бить стекла. Как потом оказалось, поэт бил их, оборачивая руку пиджаком, – то есть работал на публику. Я, знаете ли, сам как-то по той же причине бил стекла в вагоне. Так что знаю, о чем говорю.
Есть и еще примеры. Есенин всегда следил за своей внешностью. Он очень любил свои волосы редкого пшеничного цвета и всегда тщательно брился – потому что щетина у него была не в тон, рыжеватая. Так вот, никто, кроме разве что Мариенгофа, не видел Есенина небритым и с немытой головой. Я в жизни видел множество людей в состоянии запоя. Так вот, бриться и мыть голову в подобном виде – такое не получается даже у кадровых офицеров. А ведь Есенин жил и в годы Гражданской войны, когда с бытовыми удобствами было очень плохо. Горячей воды из крана, знаете ли, не шло. А чтобы ее согреть, нужны были дрова, которые тоже не очень просто доставались.
Это я к тому, что в шумном и разгульном пьянстве Есенина было больше позы. Тем более что массовую популярность он приобрел именно как автор «Москвы кабацкой». Повторимся – так все происходило до последнего года. А потом пришлось отвечать: игра стала жизнью.
Если говорить о «традиционной» версии смерти Есенина, то ничего необычного в ней нет. Попытка жить «без тормозов» нередко заканчивается преждевременной смертью. Примеров в мировой культуре предостаточно – от Эдгара По до Владимира Высоцкого. Не говоря уже о звездах рок-н-ролла. И при чем здесь общественный строй?
Тем более что вокруг известного человека, ведущего подобный безудержный образ жизни, всегда находится достаточное количество паразитов, для которых он служит как бы оправданием собственного разгула. Вспомним, сколько богемных пьяниц оправдывали свою жизнь примером Довлатова. Это и называется богемой. В итоге начинается кошмар.
«В последние месяцы своего трагического существования Есенин бывал человеком не больше одного часа в сутки.
От первой, утренней, рюмки уже темнело его сознание.
А за первой, как железное правило, шли вторая, третья, четвертая, пятая…
Время от времени Есенина клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новейшими способами. Они помогали так же мало, как и самые старейшие способы, которыми тоже пытались его лечить.
Седовласый профессор в длинном белом халате, роскошно сидящем на его мощной фигуре, самолично подмешивал в есенинскую стопку какую-то сверхтошнотворную пакость из пакостей:
– Прошу, сударь, выпейте за мое здоровье. Сегодня мне, с вашего разрешения, семьдесят восемь стукнуло.
Есенин пил. Морщился. Но не больше, чем от старого мартелевского коньяка.
<...>
К концу 1925 года решение «уйти» стало у него маниакальным. Он ложился под колеса дачного поезда, пытался выброситься из окна, перерезать вену обломком стекла, заколоть себя кухонным ножом» (А. Мариенгоф).
Честно говоря, дело-то обычное. Я такое видел не раз и не два. Самоубийство на почве безудержного пьянства – вещь достаточно обыденная. Это вам скажет любой участковый милиционер.
* * *
Но разумеется, когда умирает великий поэт – дело другое. Во-первых, людям как-то трудно осознать, что тот, кто умеет, как никто другой, складывать слова в рифму – такой же человек со своими недостатками и слабостями. Во-вторых, всегда находятся люди, которые хотят втиснуть его жизнь – и смерть – в рамки той или иной концепции. Вот и появилась версия об убийстве.
Родилась она в диссидентских кругах, точнее, среди национал-патриотических диссидентов. Вообще-то для всех советских диссидентов коммунисты были кем-то вроде последователей графа Дракулы, которые жить без крови не могут в силу своей природы. Кроме того, согласно представлениям «почвенников», за коммунистами стояли коварные жидомасоны. А уж у этих-то врагов рода человеческого, ненавидевших все русское по определению, просто руки чесались погубить великого русского поэта… Благо евреев – как среди тогдашних руководителей страны, так и среди сомнительных дружков Есенина – хватало. Тот же отморозок Блюмкин. В этом варианте версия об убийстве имела хоть и параноидальную, но все-таки логику. Но в перестройку версия вышла из узкой среды борцов с мировым сионизмом, пошла гулять по страницам печати и в конце концов была озвучена в нашумевшем сериале. Все бы хорошо, но, выйдя из антикоммунистического «силового поля» (коммуняки гады по определению, от них можно всего ждать), она выглядит, мягко говоря, странно.
* * *
Рассмотрим ее поподробнее. Первый возникающий вопрос: а зачем это было нужно коммунистам? Чем Есенин разозлил так советскую власть? Антисоветских стихов у него нет. Ни одного. Популярность поэта при жизни была не так уж и велика. Ее можно сравнить с известностью, скажем, Виктора Цоя в середине восьмидесятых. То есть многие знали и любили – но отойди двести метров от «Сайгона» [20] – никто о таком и не слыхал. К тому же наиболее известен Есенин был как автор «Москвы кабацкой», которая к политике вообще никакого отношения не имеет. Водка – она при всех властях водка.
Приходилось слышать, что Троцкий (масон!) обиделся на то, как его Есенин изобразил в «Стране негодяев» и свел счеты. Ага. Поэма была написана в 1924 году. То есть получается, что Лев Давидович вынашивал месть, как граф Монте-Кристо. Правда, в отличие от графа, у Троцкого в 1925 году хватало гораздо более серьезных проблем, нежели месть поэту. Его политическая карьера со свистом летела под уклон. Да и не тот это был человек, чтобы обижаться на подобные вещи. Все упоминания о каком-то имевшемся у Есенина компромате на вождей являются всего лишь слухами. Никто этих документов не видел. О них лишь кто-то кому-то рассказывал. Да и большевики плевать хотели с высокой колокольни на всякий компромат. Где его можно было опубликовать? За границей? Так там эмигранты уже такого понаписали, что добавить было нечего. Да и откуда Есенин мог взять какой-то серьезный компромат? Единственные убойные (в самом прямом смысле) факты – это связь того или иного большевистского деятеля с охранным отделением. Но откуда такие документы мог раздобыть Есенин?