1905 год. Прелюдия катастрофы | Страница: 106

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Доучиваться Богров вернулся в родной Киев, где поступил на юридический факультет университета и одновременно вступил в местную группу анархистов. Однако он довольно быстро предложил свои услуги и местному охранному отделению. Причины называют разные, однако наиболее простая — деньги. Папа Бог- рова, хоть и являлся богатым предпринимателем, сына не слишком баловал, выделяя ему содержание 50 рублей в месяц. Оно, конечно, не так уж и плохо, если учесть, что Богров жил в отцовском доме и, следовательно, не должен был платить за крышу и питание. Но ему было маловато. Дело в том, что Богров имел весьма широкие привычки — любил посещать бега и играть в карты, а на это не то что содержания, но и всего папашиного состояния не хватило бы.

Как бы то ни было, Богров поступил в охранку с жалованьем 150 рублей в месяц. В феврале 1910 года он окончил университет и в качестве помощника присяжного поверенного «приписался» к известному адвокату С. Г. Крупнову.

В июне 1910 года Богров перебрался в Санкт — Петербург. Причины были опять же простые и житейские — желание сделать карьеру. Дело в том, что Киев в те времена являлся всего лишь губернским городом [95] — то есть захолустьем, так что неудивительно, что честолюбивый юноша отправился в Петербург. Знакомый отца устроил его на службу в «Общество для борьбы с фальсификацией пищевых продуктов». Одновременно Богров явился к начальнику местного охранного отделения барону фон Коттену и сговорился с ним — за те же 150 рублей.

Но с карьерой по обоим направлениям не сложилось. Юридическая деятельность как‑то не задалась, что же касается службы в охранке, то Богров «работал по анархистам» — а анархистов в тот период в Санкт — Петербурге просто не имелось. По крайней мере, тех, кем имело смысл заниматься охранке. Он обещал переключиться на эсеров, но и тех не нашел.

Тогда Богров отправился за границу, во Францию (причем охранка на всякий случай сохранила ему жалованье), где отличился тем, что проиграл в карты четыре тысячи франков.

Он писал одному из друзей:

«Я стал отчаянным неврастеником… В общем же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что‑нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело».

Не преуспев и за границей, Богров вернулся в родной Киев. И вот тут‑то началось самое интересное.

Дело в том, что в конце августа в Киеве должны были состояться торжества в честь открытия памятника Александру II. По этому поводу в город должны были приехать император, двор и министры. Для начала изложу факты.

26 января Богров явился к начальнику киевского охранного отделения Н. Н. Кулябко и сообщил ему следующую информацию. С ним, мол, списался некий революционер «Николай Яковлевич», которые предложил поучаствовать в убийстве одного из высших чиновников. В числе прочих имен был назван и Столыпин. Причем этот самый «Николай Яковлевич» затребовал приметы Столыпина.

По согласию с Кулябко, Богров должен был встретиться с революционером и сдать его охранке. Но тут началось что‑то непонятное.

Для начала стоит сказать о положении Столыпина. Он на этом празднике жизни оказался, так сказать, вне игры — настолько, что ему даже не предоставили коляску в императорском кортеже. Не нашлось ему и места на пароходе, на котором Николай II отправился в Чернигов.

Казалось бы — это типичный признак монаршей немилости. О грядущей отставке Столыпина говорили все. Но такое поведение совершенно не характерно для Николая II — наоборот, император был известен тем, что перед отставкой какого‑либо чиновника говорил ему разные хорошие слова и вообще обращался исключительно приветливо. А вот так откровенно демонстрировать свою немилость было совсем не в его стиле. Может, шла какая- то политическая игра, смысла которой мы уже не узнаем?

Но вернемся к Богрову. Он сообщил «куда надо», что террорист прибыл. Причем не один, а в компании с дамой, «Ниной Александровной».

«Решающие события 1 сентября развернулись следующим образом. В 6 часов утра Кулябко впервые доложил о готовящемся покушении киевскому генерал — губернатору Ф. Ф. Трепову. В 7 часов утра он сообщил об этом Столыпину с просьбой не ходить по городу. В середине дня Богров сказал Кулябко, что свидание "Николая Яковлевича" и "Нины Александровны" перенесено на 8 часов вечера. Когда Богров явился в театр, Кулябко предложил ему вернуться на квартиру, чтобы убедиться, что "Николай Яковлевич" все еще там. Богров ушел и вернулся через несколько минут, сказав, что "Николай Яковлевич" ужинает, после чего занял свое место в 18–м ряду партера. Во время антракта Кулябко повторил приказание, и Богров снова повторил свой нехитрый маневр. Однако дежуривший у входа офицер отказался впустить его обратно в театр, поскольку билет уже был надорван. Только вмешательство Кулябко, проходившего в это время мимо, позволило Богрову снова оказаться в театре».

(А. Аврех)

В итоге после второго акта Богров приблизился к Столыпину и всадил в него две пули. Одна попала в руку, другая в живот. Последнее ранение оказалось смертельным. Через три дня Столыпин скончался.

Таковы факты. Которые выглядят так, будто написаны детек- тивщиком — графоманом в состоянии жестокого похмелья.

Начнем с начала. Некий революционер, знакомый Богрову только по переписке, предлагает осуществить теракт. Конечно, анархисты были отмороженными ребятами, но тех, кто пренебрегал конспирацией, к тому времени уже повесили. Представьте ситуацию в переводе на сегодняшние реалии. Некий человек, связавшись со своими знакомым по анархистскому интернет- форуму, предлагает ему убить Путина. Вы можете поверить в серьезность таких намерений?

Далее. Богров убеждал сотрудников охранки, что «Николай Яковлевич» требовал от него приметы Столыпина. Это вообще полный бред. Фотографии премьера печатались в газетах и журналах, никакой тайны они не составляли. Чтобы добыть его фотографию, достаточно было пойти в библиотеку. Для тех, кто не знает, как это делается: берем нож и вырезаем.

А с последующими событиями и вовсе начинается полный цирк. Почему за Богровым не установили наблюдение? Напомним, дело‑то шло очень серьезное, террористы могли передумать и стрелять, например, в императора.

Мало того: почему‑то сотрудники охранки не проверили дом Богрова, где, по его словам, остановился «Николай Александрович». Там имелись швейцар и горничная, которых можно было расспросить — но почему‑то не расспросили. Вообще убийство Столыпина являет какую‑то совершенную детскую беспомощность охранки. Учитывая то, что раньше местное охранное отделение неплохо гоняло революционеров, в такое поверить трудно. А уж в то, что оно допустило множество подобных промахов — невозможно.

Но и это не всё. Агентов охранки строжайше запрещалось допускать туда, где находились высокопоставленные персоны — поскольку особого доверия к ним всё‑таки не было, особенно после истории с Азефом. А если уж допустили — то за Богровым должна была топать пара филеров и дышать ему в затылок. Почему так не произошло?