(Генерал Спиридович).
Меньшиков был личностью очень своеобразной. Мы с ним ещё столкнемся дальше. Но какое‑то время он добросовестно работал на охранку.
Люди Зубатова действовали по всей России и даже за ее пределами. Полковник сумел раскрутить несколько крупных дел.
В 1894 году он накрыл действующую по всей стране организацию «Народное право» — попытку социалистов — революционе- ров создать единую партию. (Сделать это эсеры сумели лишь через восемь лет.) Именно с этой ликвидации и начался его взлет.
«Так, в 1895 году отделение арестовало в Москве кружок студента Распутина, имевший намерение подготовить покушение на молодого государя и делавший для того некоторые приготовления. Оно проникло своим розыском даже в Петербург и арестовало в 1896 г. на Лахте типографию "Группы народовольцев"».
(Генерал Спиридович).
В итоге в Москве, в отличие от Петербурга, социал — демократы и носу не смели высунуть. Зубатов и его ребята прочищали частым бреднем не только членов раскрытых организаций, но и их окружение. Отнюдь не с целью всех пересажать — у начальника московской «охранки» имелись куда более серьезные планы.
С арестованными революционерами полковник и его люди вели длинные беседы. С одной стороны, Зубатов разбирался в мотивации этих людей, с другой — искал способ привлечь их на свою сторону.
«Это не были допросы, это были беседы за стаканом чая о неправильности путей, которыми идут революционеры, о вреде, который они наносят государству. Во время этих разговоров со стороны Зубатова делались предложения помогать правительству в борьбе с революционными организациями. Некоторые шли на эти предложения, многие же, если и не шли, то все‑таки сбивались беседами Зубатова с своей линии, уклонялись от нее, другие же совсем оставляли революционную деятельность».
(Генерал Спиридович).
Причем, вербовка никогда не проводилась методом грубого нажима: или ты едешь в Сибирь, или работаешь на нас. Если зубатовские сотрудники видели, что человек не особо упертый, то пытались его переубедить. Дескать, вы же видите, что ваша борьба бессмысленна. Мы тоже печемся о благе России. Так давайте постараемся спасти ваших ошибающихся товарищей.
Сам Зубатов впоследствии писал:
«Между тем с той и с другой стороны в большинстве встречаются прекрасные личности. Начиная в 1897 года я пытался найти почву для примирения. Для этого я сам беседовал с арестованными, изучал их, дружился с ними, докладывал о результатах своих сношений с ними верхам, ломал с ведома последних целые дела, взывал к реформам, доказывая выгодность всего этого с полицейской точки зрения… Сам я верил и верю, что правильно понятая монархическая идея в состоянии дать все нужное стране при развязанности общественных сил, причем без крови и прочих мерзостей».
Результаты получились очень неплохие. Именно во времена Зубатова все революционные и околореволюционные организации оказались нашпигованы агентами охранки.
Секретные сотрудники.
Об агентах стоит рассказать особо. Их называли секретными сотрудниками или сексотами. Последнее слово очень любили либералы и революционеры — звучит как‑то некрасиво, чуть похабно. (Хотя в те времена слово «секс» употребляли только врачи и ученые. До распространения фрейдизма было далеко.)
«Чины охранного отделения или жандармского управления, от начальника до младшего филера, никогда в революционные ряды не становились.
Уменьем привлекать из революционных и общественных кругов лиц, которые освещали бы их деятельность, тогда славилось именно Московское охранное отделение. Наличностью этих сотрудников из социалистов и общественников и объяснялись успехи Московского отделения и его популярность».
(Генерал Спиридович).
Зубатов ввел и правила обращения с агентами.
«Вы, господа, должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу ока, один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните: провал сотрудника для вас лишь некоторый ущерб по службе, для него же смерть гражданская, а часто и физическая.
Проникнитесь этим, поймите это, отнеситесь к этим людям так, как я советую, и они поймут вас, доверятся вам, и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию, помните только по псевдониму. Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента.
Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по — хорошему.
Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».
При Зубатове агентов никогда не использовали как «расходный материал». Действовал принцип: «своих не сдаем». Если осведомитель по тем или иным причинам был не в состоянии работать дальше, его аккуратно выводили из игры.
Агентов берегли. Так, в служебной переписке никогда не упоминали подлинной фамилии секретного сотрудника — его называли только по псевдониму. Причем тут существовали определенные правила.
«Сотруднику для конспирации обязательно дается кличка, не похожая на его фамилию, отчество и присущие ему качества, под этой кличкой — псевдонимом он и регистрируется по запискам и агентуре».
Однако не все было так просто. Генерал Спиридович пишет:
«Красиво и убедительно говорил Зубатов, подготовляя из нас будущих руководителей политического розыска, но воспринять сразу эту государственную точку зрения на внутреннюю агентуру было трудно. Мы принимали, как бесспорные, все советы относительно сотрудника, и все‑таки они в наших глазах были предателями по отношению своих товарищей. Мы понимали, что без шпионов ничего нельзя знать, что делается во вражеском лагере; мы сознавали, что сотрудников надо иметь так же, как надо иметь военных шпионов, чтобы получать необходимые сведения о неприятельских армии и флоте, об их мобилизационных планах и т. д. Все это мы понимали хорошо, но нам, офицерам, воспитанным в традициях товарищества и верности дружбы, стать сразу на точку холодного разума и начать убеждать человека, чтобы он, ради пользы дела, забыл все самое интимное, дорогое и шел на измену, было тяжело и трудно. Наш невоенный начальник не мог этого понять. Да мы и не говорили много с ним об этом. Но между собою мы, офицеры, подолгу беседовали на эту тему. В нас шла борьба».