– Вот только… – Писатель замялся.
– Договаривайте!
– Я все же опасаюсь за последствия того, что вы затеяли, – наморщил лоб Аркадий Борисович. – Раскол общества неминуем. Все равно образуется слой новых людей – психотехнологов. Или когнитариата, как вы как-то изволили выразиться. Или люденов первой волны, если говорить языком моей книги 1985 года. Я даже готов допустить, что они не уйдут от нас, не создадут особый мир, а осознают свою ответственность за обычных людей. Но как сами обычные люди отнесутся к тем, кто стал выше их? Страх перед непонятным, ненависть к тем, кто отличается от общей массы, зависть, наконец… А вы не боитесь, что люди взбунтуются и попробуют уничтожить вот этих психотехников? Причем бунт этот окажется поддержанным многочисленной бюрократией с ее огромными возможностями? Ведь чиновники, генералы, партийные секретари – те же обычные люди, если зрить в корень. Помимо обычного страха и зависти к люденам-сверхлюдям у них есть еще и другой страх: ведь то, что вы делаете, в конце концов должно отобрать у них власть, общественный статус. Кому же из всей этой управленческой системы захочется выращивать тех, кто их потом отметет прочь, на свалку истории? Можно ли представить себе таких партийных функционеров и министерских работников, областных «божков» и прочая? Им вполне по силам возглавить ненависть масс – и устроить переворот. В конце концов повторить историю с Хрущевым. Только не подумайте, пожалуйста, что я равняю Верховного с тем кукурузным волюнтаристом.
– Мы постараемся, чтобы такого не было, – со сталью в голосе ответил Наставник. А потом, чуть смягчившись, добавил:
– Конечно, передача власти из рук старых правящих групп, умудрившихся вогнать такую страну в системный кризис, в руки совершенно новой элиты – еще один психоисторический кризис. Но кто, как не ваши людены, способны его разрешить? Кто сможет преодолеть сопротивление и саботаж верхов?
– Значит, снова репрессии?
– Разумеется! – досадливо воскликнул Сергей Васильевич. – А чего вы их так боитесь? Представляете себе, что снова придут грубые, полуграмотные следователи? Начнут выполнять спущенные сверху разнарядки на число разоблаченных «врагов народа»? Примутся пытать и избивать арестованных, станут забирать всякого, кто им не понравится. Хоть женщин, что им «не дали», хоть слишком умных и независимых в суждениях? Хоть тех, кто обладает хорошей библиотекой, хоть тех, кто когда-нибудь перешел им дорогу? Да поймите вы всю мощь психотехнологий отбора кадров, Аркадий Борисович! Программа «Чтец мыслей» уже сегодня чудеса показывает. Подонков, садистов, рвущихся в спецслужбы ради того, чтобы властвовать и унижать, она выявляет стопроцентно. И так же выявляет страстные, искренние сердца, что хотят действительно выметать из общества нечисть. Старик Дзержинский мечтал, что в Чека придут исключительно обладатели чистых рук, горячих сердец и холодных голов. Но то, о чем он мог лишь мечтать, есть у нас сегодня – психотехнологии для выявления таких личностей! А располагая ими, мы сможем не бояться того, что при рубке леса полетят невинные «щепки»…
Писатель предпочел сменить тему:
– Ну что ж, нам предстоит на собственном опыте познать: противоречит ли психотехнический путь развития сугубо техническому… Меня, признаться, этот вопрос очень занимает.
– А вы-то сами как думаете, Аркадий Борисович? – Наставник отставил чашку в сторону и уселся поудобнее, откинувшись на спинку кушетки.
– Думаю, что не противоречат, Сергей Васильевич. К тому же возможность иметь армию гениальных конструкторов, ученых, государственных деятелей, организаторов экономики – не единственная заманчивая возможность, – как можно непринужденнее начал Писатель, тоже отодвигая тарелку и откидываясь назад. – Я имею в виду управление вероятностью событий, манипуляцию ходом истории. Меня всегда удивляли некоторые странности в истории, скажем, Второй мировой. О том, что первые победы Гитлера – почти магия, вам рассказывать не надо. Как он заставлял своих противников принимать самоубийственные решения или шел на страшный риск, когда судьба Германии зависела от того, случится или нет самое маловероятное событие. Но есть интересное мнение одного молодого писателя-фантаста о том, что помимо гитлеровских магов «управления невероятностями» были еще и западные, с другой стороны. Только о них, как о победителях, почти не говорят, зациклившись, на немцах. [30]
–Любопытно… – Наставник внимательно посмотрел в лицо собеседника.
– Еще как! Можно вспомнить историю сражения у атолла Мидуэй в 1942 году, когда японцы потеряли четыре авианосца и навсегда потеряли инициативу, вступив на путь к своему поражению. Но ведь та морская битва состоит из цепи маловероятных событий, игравших на руку американцам! Как в футбольном матче из сказки про старика Хоттабыча, когда ворота подыгрывали той команде, к которой воспылал страстью старый джинн. И вправду: американские адмиралы почему-то безоговорочно верят дешифровщикам, которые толком не смогли читать японские радиограммы, но уверенно показывают на крохотный атолл как цель операции Императорского флота. Японцы совершают ряд складывающихся в одну цепь ошибок – и в результате группа пикирующих бомбардировщиков янки выходит на вражеские авианосцы с палубами, битком набитыми заправленными и снаряженными самолетами. Несколько бомб – и авианосная сила Японии гибнет. При этом американцы избегают соблазна продолжить бой и вовремя сматывают удочки, уводя свои авианосцы из-под удара тяжелых надводных кораблей противника. Япония проигрывает войну.
– Да, я помню, как Сережа Переслегин с друзьями раскладывали Мидуэй по полочкам, – кивнул Наставник.
– Но ведь Мидуэй все не исчерпывается. История с созданием атомного оружия не менее странна. Вспомним, что в начале 1941 года все эти Ферми, Сциллард и другие – почти никому не известны. В США чиновники разговаривают с ними, что называется, высокомерно, через губу. И какой прок может быть от этих заумных физиков, занимающихся чем-то непонятным? То, что они предлагали, тогда считалось фантастикой. Ни один американский государственный муж не стал бы их слушать. Как сегодня ни один большой политик, наверное, не станет тратить время на безумных ученых, говорящих о проекте телепортации. Но через Энштейна и его высоких покровителей им все же удалось убедить президента Рузвельта начать атомный проект – рискованнейшее предприятие. С огромными затратами и неочевидным успехом в финале. Но вот что интересно: Рузвельт подписал директиву о начале Манхэттенского проекта в субботу шестого декабря. В нерабочий день. Всего за сутки до нападения Японии на Пирл-Харбор. Что побудило его не ждать до понедельника, с которого все предпочитают начинать большие и сложные дела? Как пишет любимый вами Азимов, вполне могло случиться так: Рузвельт откладывает все на понедельник – но тут США получают страшный удар, выводящий из строя весь линейный флот Америки на Тихом океане. Теперь президенту не до затрат на какие-то непонятные и неопределенные атомные проекты: нужно вести тяжелую войну. Тем более что вначале японцы громят американцев на Филиппинах, захватывают большую часть островов Тихого океана.