– Французы, ваше высочество, французы! – воскликнул сенешаль, которого даже покоробило от этого вопроса. – Идите взгляните сами. Их уже видно.
Граф Кентский склонился над оловянным зеркальцем, желая привести в порядок светлые букли у висков, и последовал за сенешалем. В белой рубашке с напуском и распахнутым воротом, в сапогах без шпор и с непокрытой головой, он среди этих вооруженных до зубов баронов в железных кольчугах производил впечатление человека смелого, грациозного, но в то же время довольно легкомысленного.
Он вышел наружу, и его оглушил звон колоколов, ослепило яркое августовское солнце. Борзая завыла.
Все поднялись на самый верх большой круглой башни под названием Томас, построенной Ричардом Львиное Сердце. Чего только не настроил этот предок... Укрепления вокруг Тауэра, Шато-Гайяр, крепость Ла Реоль...
У подножия почти отвесного склона текла широкая поблескивавшая на солнце Гаронна, путь которой был отмечен множеством излучин; она бежала по огромной плодородной равнине, простиравшейся до синевшей у самого небосклона полоски Аженских гор.
– Я ничего не различаю, – сказал граф Кент, ожидавший увидеть французские авангарды на подступах к городу.
– Да вон они, ваше высочество, – громко кричали бароны, надеясь заглушить гул набата. – Смотрите вдоль реки, вверх по течению, в сторону Сент-Базеля!
Прищурив глаза и приложив щитком ладонь ко лбу в защиту от солнца, граф Кентский наконец разглядел рядом с лентой реки вторую поблескивавшую ленту. Ему объяснили, что это блестят на солнце панцири рыцарей и лошадиные попоны.
А звон колоколов по-прежнему разрывал воздух. Как это у звонарей хватало силы? На улицах городка, особенно перед ратушей, волновались жители. Какими маленькими казались все эти люди с зубцов крепости. Словно насекомые. По всем дорогам, ведущим к городу, двигались перепуганные крестьяне; кто тащил на веревке корову, кто собирал разбежавшихся коз, кто погонял стрекалом быков в упряжке. Люди убегали с полей, с минуты на минуту нахлынут и жители соседних деревень с пожитками за спиной или в тачке. И всему этому люду предстоит расположиться как попало в городе, где и без того уже тесно, так как здесь стоит войско и рыцари Гиэни...
– Только часа через два мы сможем точно определить численность французского войска, а до стен города они доберутся не раньше ночи, – заметил сенешаль.
– Да, плохое время для войны, – бросил в сердцах сир де Бержерак, который несколько дней назад уже бежал из Сент-Фуа-ла-Гранд при приближении французов.
– Почему ж плохое? – спросил граф Кентский, показывая на безоблачное небо и на восхитительную равнину, расстилавшуюся перед ними. – Правда, немного жарковато, но лучше жара, чем дождь и грязь. Если бы аквитанцы знали, что значит воевать в Шотландии, они не стали бы жаловаться!
– Потому что поступил сбор винограда, ваше высочество, – проговорил сир до Монпеза, – потому что вилланы озлятся, видя, как топчут их урожай, и будут наверняка ставить нам палки в колеса. Граф Валуа знает, что делает; в 1294 году он поступил точно так же: уничтожал все на своем пути, чтобы наш край поскорее изнемог от войны.
Граф Кентский пожал плечами. Что значит для бордоских виноделов потеря нескольких бочонков вина; независимо от того, идет война или нет, здесь все равно будут пить кларет. Вершину Томаса внезапно овеял легкий ветерок, раздул распахнутую рубашку молодого принца и приятно освежил кожу. Сколько радости доставляет иногда простое ощущение жизни!
Граф Кентский облокотился о нагретые солнцем камни башенного зубца и замечтался. В двадцать три года он – королевский наместник целого герцогства, то есть наделен всеми королевскими правами: может вершить суд, вести войну, распоряжаться финансами. Здесь он как бы представляет особу короля. Достаточно ему сказать: «Хочу», и все бросятся выполнять его желание. Может приказать: «Повесить!..» Правда, он не собирался отдавать такого приказа, но мог его отдать. А главное, он был далеко от Англии, далеко от двора, от сводного брата, от его причуд и вспышек гнева, от его вечной подозрительности, далеко от Диспенсеров, с которыми по необходимости приходилось делать вид, что ладишь, хотя в душе он терпеть не мог их отродья. Здесь же он был предоставлен самому себе, был сам себе хозяин и хозяин всего, что его окружало. К крепости приближалась армия, которую ему предстояло атаковать и, вне всякого сомнения, победить. Один астролог предсказал графу, что в возрасте между двадцатью четырьмя и двадцатью шестью годами он совершит самые свои выдающиеся деяния и тем добьется высокого положения... И вот его детские грезы внезапно становились явью. Обширная долина, рыцари в доспехах, власть суверена... Нет, и в самом деле, впервые со дня рождения он ощущал столь полно счастье жизни. Голова слегка кружилась, словно он опьянел, но опьяняли его собственные мысли, этот ветерок, овевающий грудь, и бескрайний горизонт...
– Какие будут приказания, ваше высочество? – спросил мессир Бассе, начинавший терять терпение.
Граф Кентский обернулся и посмотрел на коротышку сенешаля не без высокомерного удивления.
– Приказания? – повторил он. – Скажите, чтобы трубили тревогу, мессир сенешаль, и сажайте ваших людей на лошадей. Мы выступим навстречу врагу и атакуем его.
– Но какими силами, ваше высочество?
– Да вашими же войсками, Бассе, черт возьми!
– Ваше высочество, у нас здесь самое большее две сотни воинов, а на нас движется, по полученным сведениям, более полутора тысяч. Не так ли, мессир де Бержерак?
Сир Реджинальд де Пон де Бержерак подтвердил слова Бассе кивком головы. Шея коротышки сенешаля побагровела и вздулась сильнее обычного; он действительно тревожился и еле сдержался от гневной вспышки перед лицом такого бездумного легкомыслия.
– А о подкреплениях еще ничего не известно? – спросил граф Кентский.
– Ничего, ваше высочество! По-прежнему ничего! Простите меня, но ваш брат король, по-моему, бросил нас на произвол судьбы.
Уже целый месяц они ждали эти пресловутые английские подкрепления. И, ссылаясь на это, коннетабль Бордо, у которого были войска, не двигался с места, ибо получил от короля Эдуарда приказ выступать только после прибытия подкреплений. Оказывается, юный граф Кент был не так уж всесилен, как думал...
Так как приходилось ждать, так как людей не хватало и было неизвестно даже, погрузились ли обещанные подкрепления на суда, его высочество Валуа беспрепятственно будет разгуливать по всему герцогству от Ажена до Марманда и от Бержерака до Дюра, как по собственному парку. И теперь, хотя дядя Валуа был совсем рядом, во главе своей длинной стальной ленты, с ним ничего нельзя было сделать!
– И вы тоже разделяете это мнение, Монпеза? – спросил граф Кентский.
– К сожалению, ваше высочество, увы, к большому сожалению, – ответил барон де Монпеза, покусывая черные усы.
Ибо он жаждал мести; Валуа в наказание за его неповиновение приказал разрушить его замок.