Мы сегодня стараемся примерно изучать западный опыт, перенимать на Западе все, что надо и не надо. Но мы стыдимся признать то, что еще несколько десятилетий назад сам Запад изучал достижения советской управленческой науки и практики. Василий Леонтьев получил Нобелевскую премию за разработки, сделанные в Советском Союзе и для советской системы планирования. Добавим, что деятельность генерала де Голля и введенная им система индикативного планирования позволили Франции в самые короткие сроки превратиться в научно-индустриальную державу мирового уровня. Но все это было результатом глубокого изучения и применения французами именно нашего, советского опыта планирования и целевого управления. Напомним и о том, что принятая ныне во многих западноевропейских странах система национальных счетов и балансов также впервые была применена для нужд Всесоюзного совета народного хозяйства и советского правительства, возглавляемого товарищем Сталиным. А почти повсеместно применяемые в суперсовременных западных корпорациях методы сетевого планирования, программно-целевого подхода и даже интерактивного управления были впервые разработаны при реализации российских атомного, космического и ракетного проектов, возглавляемых Лаврентием Берия и осуществленных его ближайшими соратниками. Причем среди помощников Берия, кстати, были и русские гении, Сергей Королев и Николай Курчатов.
Если мы с вами забыли, то японцы нам напомнят, что эффективный метод повышения конкурентоспособности производства, получивший наименование «кружки качества», впервые вошли в производственную жизнь отнюдь не в Киото и Токио, а в Свердловске и Сталинграде. Наконец, один из наиболее модных ныне на Западе подходов к управлению производством, базирующийся на гуманизации трудовых процессов, на вовлечении работников в жизнь трудового коллектива, в распространении трудовых отношений за рамки производства, родился опять же в Красной империи. Именно в Советском Союзе впервые получили распространение комплексные бригады, переход рабочих из отстающих коллективов в передовые, движение наставничества. Именно в сталинской индустрии работникам наряду с зарплатой стали непосредственно на предприятиях предлагаться различные блага. Именно в те годы стали заботиться об обучении рабочих, о создании им возможностей для занятия спортом. А открытие при предприятиях разных научно-технических и художественных клубов? Так в сталинском СССР рабочий класс получал возможность для реализации своих способностей, увлечений.
Нам есть чем гордиться, нам есть, на что опираться. Нам есть, что развивать. Надо только помнить, что один раз мы смогли совершить чудо. Ведь сегодня нужно совершить чудо еще один раз…
Что еще можно отнести к достоинствам сталинской системы? Пожалуй, высшую степень личной ответственности каждого за порученное ему дело. На такой ответственности буквально зиждется рыночная система Запада. В Америке просто немыслимо положение, при котором предприниматель или менеджер намеренно разоряют свой завод, а потом скрываются, набив личные карманы. Там за подобные вещи садятся в тюрьму, лишаются всего личного имущества, которое идет с молотка в уплату долгов. И точно так же предприниматель рискует всем, что у него есть – все это может быть отобрано при банкротстве. В итоге западная экономика очень сильна.
Наши, русские беды пошли от личной безответственности. Мы знаем, во что стала нам безответственность чиновников и царской семьи в Российской империи. Уже после Сталина директор завода, доведший его до ручки, или чиновник, заваливший порученное дело, лично мало чем рисковали. Ну, снимут с работы, пересадят в другое кресло. Партийная номенклатура вообще стала неприкасаемой. Ей прощалось практически все.
Настоящим праздником безответственности стала «демократия» 1980-1990-х годов, когда выходили сухими из воды и чиновный вор, укравший миллиарды рублей из бюджета, и «капиталист», разграбивший собственное предприятие. Наши «предприниматели», намеренно пускавшие «в трубу» целые промышленные гиганты, ни разу не ответили за долги своим личным имуществом. Итоги такого порядка – налицо.
А вот при Сталине и партийный работник, и чиновник, и директор завода за вверенные им ценности головой отвечали. Поэтому ничего подобного в сталинские времена произойти не могло. И пусть каждый начальник рисковал не имуществом, как на Западе, а жизнью, плоды обоих систем были одними и теми же. Избавленная от воровства, от уведения колоссальных богатств за рубеж, страна быстро набирала экономическую силу. Теперь средства шли не на роскошные дворцы для любовниц великих князей династии Романовых, не на бессмысленные торжества и символы фальшиво-официального «православия» – они создавали истинную мощь народа и страны.
Теперь, дорогой читатель, самое время перейти к четвертой задаче Сталина – социальной.
К моменту начала сталинского курса российское советское общество представляло плачевное зрелище. Можно сказать даже жестче – его по сути не существовало. Оно, подобно зеркалу, лежало разбитым на тысячи, сотни тысяч осколков, плохо или почти не взаимодействующих между собой. Более того, осколков, имеющих противоположные интересы. Это относилось не только к войне между городом и деревней, но и к конфликтам внутри города, внутри деревни. Это – противоречия интересов между новой, красной бюрократией, нэпманами и основной массой нищего населения, это – противоречия между кулаками и крестьянской беднотой, это – противоречия между выжившим в 1920-е годы слоем образованных специалистов и основной массой неграмотного населения. И еще масса других конфликтов в придачу.
Но даже не это было самым страшным. После 1917-го растворились, в одночасье исчезли нравственность, мораль, трудовая этика. Общество, привыкшее к смертям, насилию и экспроприациям, не было настроено на созидательный труд. Оно рассматривало производственную деятельность как непосильную и тягостную повинность, как бессмысленное занятие, как каторгу. Ежедневный продуктивный труд, соблюдение общественных норм, внутренняя культура перестали быть достоянием общества. У подавляющей части населения исчезли внутренние регуляторы социальной жизни. Человек был готов на все. Для него не существовало внутренних запретов. В значительной степени легкость падения религии, уход христианства из жизни был связан не столько с насилием большевиков по отношении к церкви, сколько с отпадением от церкви основной части населения еще Российской империи. Люди уже при царе отвернулись от христианских заповедей и науки общежития, в своей жизни они видели насилие, насилие и еще раз насилие…
Поймите, читатель: общество, лопнувшее «атомным взрывом» 1917 года, было невозможно вернуть к труду без насилия. Это касается всех: и тех, кто воевал за красных, и тех, кто дрался под белыми знамёнами, и народа, воевавшего против всех.
Материализация новой реальности означала не только создание инфраструктуры экономики, не только возведение новых заводов, фабрик, перестройку советского хозяйства, но и создание нового общества в прямом и конкретном смысле этого слова. Сталин с осознанным прагматизмом и интуицией принялся решать эту невероятно тяжелую и многоаспектную задачу с ее сердцевины.