И такая работа началась. Совсем недавно вышла удивительная книга «Эсхатологический сборник», которой предстоит стать настольной книгой представителей формирующегося субъекта развития. Книга, которую нужно читать людям во власти, ибо от них зависит судьба нашей Родины.
Столь разные мыслители, как Гейдар Джемаль и Егор Холмогоров, Александр Неклесса и Илья Бражников, Владимир Карпец и Вадим Цымбурский, Сергей Фомин и Борис Межуев, приступили к работе по созданию сакрального базиса гуманитарных технологий «последних времен», призванных наделить Россию мощью, способной устоять перед надвигающейся бурей и использовать данный историей уникальный шанс.
Чтобы пояснить конкретно, о чем идет речь, приведу выдержку из блистательной статьи Вадима Цымбурского «Апокалипсис на сегодня»:
«Апокалипсис в силу вынесенности его «конца-венца» за пределы истории был застрахован, пока она продолжалась от иллюзий состоявшегося самоосуществления. Чем больше веков проходило, тем отчетливее и внятнее проступали из исторического материала соответствия к написанному Иоанном… Сама же история… получила статус полного комментария к Апокалипсису. Книге Раскрытие предстояло быть понятой до конца только через историю, но и история в его стержневом содержании должна была постигаться через эту книгу. Апокалипсис и история оказались друг с другом загнуты в герменевтическом круге…Похоже, что книга, заблокированная для исторического самоосуществления, в противовес тому обнаружила своего рода «запрограммированность» на все большее информационное самораскрытие во времени. И чем подробнее ее смыслы распознаются в прирастающей массе исторических перипетий, тем более совершающееся самораскрытие книги дает стимул – предвидеть где-то впереди исчерпание круга книги и истории через ее исполнение…
…В прогностическом армрестлинге между эсхатологией и либерал-хилиазмом последний оказывается недееспособен, ибо для него в принципе не существует будущего, кроме простейших экстраполяций. В принципе его предсказания рассчитаны на самоисполнение, эсхатология же программируется на самораскрытие.
…В России нет сегодня политиков, которые могли бы опереться на эту событийную цепочку в своем стратегическом диагнозе наличного времени мира. Сколько бы ни расшаркивались наши лидеры перед воспитательной ролью православия – сейчас оно для них как геокультурный индикатор совершенно нерелевантно. Я не исключаю, что следующая политическая генерация России могла бы выделить внутри себя весомую группу, готовую на уровне внутреннего пользования довериться ритму Апокалипсиса. Я говорю о православной сюжетике как о концептуальной лозе в руке политика-лозоходца, как о совокупности эвристик, которые позволяют выделить в совершающемся обращенные именно к нему, политику России, аспекты и моменты».
Вот, собственно, и все. Привычный мир начинает рушиться на наших глазах. И, к сожалению, катастрофично. Причем есть все основания полагать, что чем дальше, тем кризисные явления будут проявляться все сильнее, масштабнее и трагичнее. Отмерены сроки и привычной политики. Не только за рубежом, но и в нашей стране. Поэтому выход один – обратиться к сакральному ядру русской цивилизации, к запредельному таинственному в русской душе, к сокровищнице святоотеческой традиции. Предстоит трансформировать их в гуманитарные технологии и политический инструментарий, способный принести победу в борьбе с исторически обреченной глобальной цивилизацией финансового строя и позднего индустриализма, базирующейся на гностической интерпретации Мира. Цивилизации, сегодня в значительной степени интегрирующей в себя нашу Родину. И если эту борьбу не вести и не выиграть, то катастрофа Запада в его всемирном издании станет и концом России. Но если уж умирать, а это для каждого из нас неизбежно, то лучше умирать за свою веру, свое дело, свой смысл. А до того как помереть, надо жить по вере и в делах по Преображению России. Тогда, дай Бог, удастся нам сообща, соборно выпестовать Пятую Империю, Ковчег русского спасения и Преображения.
Подобно весенней волне подснежников после долгой зимы, на свет появляются ростки нового жизненного обустройства. Идеи, наследующие традиции Сергия Радонежского, староверов, Пушкина и Иосифа Сталина. Идея Пятой Империи как разумный вихрь – род сложнейшей организации информационного поля – родилась и, набирая силы, проникает во все новые и новые сердца и умы, уголки общественного сознания и глубинные слои коллективного бессознательного.
Но мы ставим вопрос жестче: возможна ли Пятая Империя как реальный проект, как система социально-политических и организационно-технологических программ? И не вообще – а в исторически отпущенное нашей стране время? Иными словами, что есть Пятая Империя – поэтическая метафора царства добра, красоты и творчества, воображаемый идеал, пространство грез и время мечтаний? Либо же это «град небесный», который может и должен получить реальное воплощение, стать «градом земным» – крепостью воли, созидания и справедливости?
Это требующая доказательств, а оттого и более уязвимая постановка вопроса о Пятой Империи, как актуальности наших дней. И положительный ответ предполагает перевод провидческих предчувствий на язык технологий. Превращение мистических откровений в программы операций, увязанных по методам воплощения, образам материализации и субъектам действия. Перевод пластики художественных образов в диалектику практических действий «кризис-девелопмента».
И мы отвечаем на поставленный вопрос положительно. Да, Пятая Империя – это проект, который может и должен осуществиться в двух измерениях: идеального и реального, «града небесного» и «града земного». Но для того, чтобы показать не просто осуществимость, а неизбежность Пятой Империи, начнем с выявления того, а что же такое, собственно, империя.
Первый напрашивающийся ответ – это тип государства, могучая, оказывающая влияние на судьбы мира держава, охватывающая огромные территории и играющая уравновешивающую роль в мировой политике. Однако в реальности все гораздо сложнее. Недаром один из самых глубоких знатоков истории империй, выдающийся современный культуролог Владимир Махнач следующим образом определил империю: «Империя есть нечто с царем царей во главе, объединяющее государства, разумеется, потерявшие часть своей независимости – в основном внешней».
На первый взгляд все понятно – речь идет именно о государстве, некоем политическом образовании, объединяющем господствующий этнос и охватывающем многие народы, развивающиеся в рамках империи в спокойствии и благоденствии. Однако смущение вызывает термин «нечто». Столь тонкий и проникновенный знаток бытия империй, как Махнач, использовал его в тексте не случайно вместо привычного термина «государство». Он, как и любой, кто непредвзято окунется в имперский мир, прекрасно понимает, что империя государством не исчерпывается и к державе не сводится, представляя собой многомерный, разноцветный пластический организм, охватывающий все стороны человеческого жизнеустройства – от политики до культуры, от обыденной жизни до воинской организации, от прозрачной юриспруденции до сумрачного мира спецслужб. Именно поэтому империя универсальна, о чем писали все их исследователи.