И все-таки мы создали свое ядерное оружие!
Этим мы обязаны по большому счету четверым: научным гениям Курчатова и Королева, несгибаемой воле Сталина и непревзойденным организаторским способностям Лаврентия Берия. Можно как угодно судить двоих из этой четверки с моральных позиций, но это свершение у них не отнять никому. Тем более что у империй всегда своя мораль во веки веков. Даже у нынешней американской.
Как это было? Весной 1942-го, когда полк Георгия Флерова вывели на отдых в Воронеж, молодой физик первым делом бросился в местный университет – познакомиться со свежей научной литературой из-за рубежа. (Да, читатель, даже во время тяжелейшей войны «тоталитарный режим» Сталина не скупился на то, чтобы снабжать научными новинками даже провинциальные университеты! Это вам не россиянские времена.) Обнаружив то, что иностранцы полностью прекратили публикации по ядерной физике, Флеров кинулся писать письмо Сталину. На Западе делают урановую бомбу! Флеров едет в Казань, где выступает перед академиками.
Сталин... Получив письмо Флерова в труднейшем 1942-м о том, что на Западе создается оружие фантастической разрушительной силы, и сопоставив его с данными прекрасно отлаженной разведки, Сталин все быстро понял. Он поверил Флерову, который всего за шесть лет до того был лишь студентом физтеха. В июне Сталин вызывает Флерова в Москву (Господи, да ведь тогда немцы перли к Волге и на Кавказ, и страна, казалось, вот-вот рухнет под ударами Гитлера!). Вот это воля была у Императора! В отличие от Гитлера и даже многих американских «столпов», он не счел атомную бомбу сказкой, а распорядился срочно начинать русский ядерный проект. Распорядился тогда, когда самые густонаселенные и промышленно развитые районы были заняты гитлеровцами, когда Империя ожесточенно сражалась за свою жизнь, голодая и испытывая нехватку буквально всего.
Научным «головой» дела стал русский ученый Игорь Курчатов (1903–1960), который образование получал в Таврическом университете, созданном в Крыму при Врангеле. То есть у белых, которые воевали с красными. Вопреки соплям и воплям нынешней интеллигентщины о том, что при Сталине умных людей расстреливали и гноили в лагерях, Курчатов работал тогда на полную мощь.
В октябре 1942-го Курчатова вызывают в Москву. Знакомят с данными разведки в США. Уже в декабре Курчатов дает план работ по Русскому ядерному проекту.
Вот вам еще красноречивая иллюстрация сталинской воли. Для работы над бомбой нужен циклотрон. По приказу Сталина из Питера вывозят мощные электромагниты тамошней установки, и к 1944-му в Покровском-Стрешневе в Москве начинает действовать новый ускоритель. С его помощью мы первыми в мире получаем поток дейтронов – столь нужных ядер тяжелого водорода, дейтерия. Потом бомбардировкой урана мы получаем на этой машине плутоний – куда лучшую ядерную взрывчатку. В этот момент от нас безнадежно отстают британцы. У них нет циклотрона. Нет его и у гитлеровцев. Сталин осыпает Курчатова наградами. Теперь он – академик, кавалер высшего ордена тех времен – ордена Ленина.
Нашим ученым помогла разведка, находившаяся под патронажем Берии, до 1946-го выкачавшая из «Манхэттенского проекта» США громадное количество секретов. Не верьте глупостям вроде того, что с помощью одного только шпионажа можно было сделать бомбу. Нет, для этого нужно было вести самостоятельные работы, обладать полным циклом знаний, и только тогда разрозненные сведения, добытые по крупицам, могли дать толк. Использование разведки и получение сведений от тех, кто сотрудничал с нею в США добровольно, было вполне оправданным. Ведь мы, изнемогая в страшной борьбе на фронтах, не могли позволить себе затрат в миллиарды долларов на атомные исследования, как это могла сделать недосягаемая для врагов Америка, попивавшая в безопасности и апельсиновый сок, и кока-колу. А использовать силы врага в своих целях – это тоже победа.
В те годы Сталину удался беспрецедентный маневр. Он сумел сделать строительным материалом для нашей бомбы... евреев. Их мировое сообщество. Как? Обманув их. Дело в том, что в США 1930–1940-х годов они уже были весьма могущественной группой, фактически определявшей политику Штатов. «Манхэттенский проект» был также под их контролем. Кто тогда заправлял всей военной промышленностью США? Финансист Бернард Барух, который после войны станет главой Комиссии по ядерной энергии. Сам проект пролоббировал Альберт Эйнштейн, большой почитатель сионизма. «Курчатовым» в Манхэттенском проекте выступал нью-йоркский еврей Роберт Оппенгеймер. Заместителем такового работал венгерский еврей Эдвард Теллер, позже создатель американской водородной (термоядерной) бомбы. Среди фигур калибром поменьше в этом проекте этого народа – пруд пруди.
Тут масса любопытных раскладов получается. Заместителем Баруха по его «ядерной комиссии» в 1946–1950 годах работал еврей Давид Лилиенталь, юрист, специалист по коммунальному хозяйству Чикаго, ставший потом главным энергетиком долины реки Теннесси, – его заметило еврейское окружение президента Рузвельта. Лилиенталь затем сменит Баруха на посту председателя комиссии. Вторым заместителем Баруха трудился баварский еврей Льюис Штраус, сын сапожного фабриканта. Барух помог ему сделать карьеру в американском госаппарате еще в 1917 году, потом устроив Штрауса к знаменитому банкиру Якову Шиффу в банк «Кун, Лееб и Ко». К тому самому еврею Шиффу и в то самое учреждение, которое финансировало подрывную деятельность левых революционеров в России во время Русско-японской войны 1904–1905 годов. С тем, чтобы ускорить революцию, наше поражение в той войне и развал могучей России. Словом, узок сей круг. (Сведения беру из примечаний Айвора Бенсона к очень любопытной книге Дугласа Рида «Спор о Сионе».)
В 1944-м Сталин обещал еврейским воротилам Америки очень многое. Например, те желали вложить капиталы в восстановление Гомельской области, места компактного проживания евреев. Он распространял слухи о том, что в благословенном Крыму по окончании войны будет создано еврейское государство, куда могут съехаться и западноевропейские евреи.
Это очень подействовало на Оппенгеймера и Эйнштейна. Именно Оппенгеймер взял на работу в свою лос-аламосскую лабораторию завербованного нами немецкого еврея Фукса, передав ему массу сведений. (К тому же наивные физики-ядерщики считали, будто после победы над Гитлером установятся тишь да гладь, СССР и США сольются в вечной дружбе. Сталин в эту чушь не верил, но разубеждать зарубежных товарищей не торопился.) Но как только все, что можно было выкачать из американцев, было получено, Сталин перестал ломать эту комедию. В Крым захотели? Жирновато будет. Пожалуй, эту гениальную операцию надо внести в программы обучения нашей будущей элиты.
Через 12 дней после атомного удара по Хиросиме, 20 августа 1945 года, Берия возглавил Специальный комитет при правительстве СССР и все работы по нашему ядерному проекту. Осенью сорок пятого, в еще залитой кровью, истерзанной стране, Сталин создает всемирно известные сегодня кузницы ядерных специалистов – Инженерно-физический и Физико-технологический институты (МИФИ и МФТИ).
Работа строилась так. Собственно ядерной программой было занято ПГУ (Первое главное управление) правительственного спецкомитета. Но одновременно Берия же курировал и работу ТГУ – Третьего главного управления, под руководством которого работало СБ-1 (потом КБ-1), где создавалось ракетное управляемое оружие Империи. Под эгидой ТГУ работало и ОКБ-1 основоположника русской практической космонавтики, гения нашего Сергея Павловича Королева. А также конструкторские бюро других наших «ракетно-космических богов» – Глушко, Янгеля, Челомея.