Проклятье! Раненый идзинский самурай вновь стоит на ногах и пытается его остановить! Правая рука безоружного мечника висит плетью, левая — сдирает с лица Итиро темную ткань.

Но пальцы уже нащупали в боковом кармашке бумажный мешочек. Итиро сжимает и рвет тонкую оболочку. Швыряет горсть мелкого порошка в смотровую щель глухого рогатого шлема. Над головой чужеземца клубится пыль — слепящая смесь из песка, железных опилок, высушенных и перемолотых в труху жгучих трав. Идзин ревет медведем. Шарахается назад — в башенный проем. Падает где-то там, на темной лестнице.

Видел ли он лицо Итиро? Успел ли разглядеть, прежде чем ослепнуть? Если да — то плохо. Никто не должен видеть лица синоби. Так его учили…

Снова дождем посыпались стрелы: беглеца больше не надеялись взять живым. Или просто не хотели.

Итиро вскочил на зубчатый край стены. Одна стрела пропорола вздутую порывом ветра куртку. Еще одна ударила в спину, соскользнув с округлого бока сумы-нагабукуро. Стрела звякнула о кристалл с Черной Костью и едва не сбросила Итиро вниз. А с такой высоты нужно прыгать самому. Аккуратно, умело и расчетливо нужно…

Итиро быстро перекинул нагабукуро на живот, вздохнул поглубже… Он задержался еще на миг. Сконцентрировался перед опасным прыжком. И — шагнул во мрак. Исчез в ночи под изумленные крики идзинов. Растворился тенью среди теней.

Пару мгновений, показавшихся нескончаемо долгими, он, раскинув руки в стороны, удерживал тело в правильном — ногами вниз — положении. Итиро падал вдоль неровной кладки спиной к выступающим камням, едва не касаясь их. Падал, как стоял. Опираясь уже о воздух, а не о привычную твердь.

Ночной воздух тугой, упругой струей бил в открытое лицо. Сухая земля — темная полоска между стеной замка и валом, увенчанным частоколом, — стремительно приближалась, грозя ударить гораздо сильнее воздуха — до хруста в костях, До хлюпанья в потрохах. Ударить, сломать, разбить, размазать.

Это был поистине самоубийственный прыжок. Для любого другого — да, но не для опытного синоби. Не для лучшего генина клана. Еще стоя на зубчатом гребне стены, Итиро быстро и хладнокровно рассчитал ма-ай — соотношение времени и пространства. У самой земли, в нужный, самый нужный момент Итиро ударил ногами в кладку за спиной. Удар отозвался сильной болью в пятках. Сильной, однако не смертельной.

Промежуточный толчок погасил скорость. Тело, до сих пор падавшее вертикально, отскочило от стены под большим углом. Итиро сгруппировался, прижимая нагабукуро с добычей к животу и стараясь уберечь кости. Свои кости. Черную Кость защитит прочный кристалл-саркофаг…

Приземление, конечно, не было безболезненным, но все же не убило и не покалечило его. Итиро по инерции докатился до вала с частоколом. Вскочил. Выхватил из кармана еще один бумажный мешочек, надорвал его и рассеял пыльное облако неприметного землистого цвета. Этот порошок предназначался не для людей. Он защитит его от собак, которых идзины могут пустить вокруг крепости. Если пес хоть раз вдохнет такую смесь, проку от него больше не будет. Пес потеряет обоняние.

Не оставляя на плотной земле следов и присыпая путь отступления едкой пылью, Итиро быстро поднялся к частоколу, легко перемахнул через него…

Когда со стены в ночную тьму полетели горящие факелы, он уже спускался в ров. Без шума и всплеска погрузившись по горло в черную, мутную воду, Итиро достал из-за спины сикоми-дзуэ, вынул клинок и, не торопясь, открутил с ножен набалдашник-кодзири…

Из крепости доносились переполошные крики. Со скрипом и скрежетом опустился подъемный мост. Послышался стук подкованных копыт по деревянному настилу. Всадники с факелами рассыпались по ту сторону рва. Несколько конных идзинов направлялись в его сторону, и Итиро скрылся под водой с головой. Над черной поверхностью, почти не тревожимой прикосновением слабого ветерка, остались торчать лишь ножны-сая, обращенные на этот раз не в плевательную, а в дыхательную трубку. Среди густых водорослей и тины, покрывающих стоячую воду вдоль обрывистой земляной кромки, кончик ножен трудно было бы разглядеть даже днем, а уж ночью и подавно.

Вода оказалась прохладной, но Итиро не обращал внимания на подобные мелочи. Его тело прошло хорошую закалку-танрен, он мог часами лежать даже в снегу.

Итиро приготовился к долгому ожиданию. Пока идзинские всадники рыскают поблизости, уходить было опасно. Он ускользнет позже, когда погоня удалится или когда идзины, утратив бдительность, начнут возвращаться обратно. Когда уже никому не придет в голову искать похитителя Черной Кости под самыми стенами крепости. А ждать Итиро умел. Да и ночь только-только перевалила за половину.

У него еще будет и время, и возможность незаметно уйти до рассвета. Уйти самому и унести добычу. Сознание Итиро погружалось в блаженное состояние макусэ — глубокой медитации и полной отрешенности от происходящего.

Глава 5

— Черные Мощи, ваше величество… — таковы были первые слова вестника, примчавшегося из Вебелинга и переступившего порог шатра.

В императорскую ставку на берегу Дуная прибыл сам Дитрих Кнауф, кастелян Вебелингского замка и один из немногих императорских рыцарей, имевших представление о том, какое сокровище хранится в замковом донжоне. Это уже само по себе внушало беспокойство. К тому же Дитрих сейчас походил не на благородного дворянина из знатного рода, а на побитую собаку. Изнуренный долгой скачкой, пропахший своим и конским потом, в плаще, заляпанном грязью, с перевязанным темно-бурой тряпицей плечом, он стоял перед императором, опустившись на правое колено и не смея поднять глаз. Рядом лежала седельная сума, которую вестник зачем-то притащил с собой.

— Что? — с трудом вымолвил побледневший Феодорлих. — Что Мощи?!

В императорском шатре не было никого, кроме самого императора, вебелингского рыцаря и советника-колдуна в красных одеждах. Всю стражу и свиту Феодорлих выставил прочь.

— Они… они похищены, ваше величество.

— Что-о?!! — взревел Феодорлих.

Теперь лицо императора начало наливаться красным. Еще более красным, чем колпак и мантия придворного чародея.

— Что? — беззвучно, одними губами, вслед за Феодорлихом прошептал Михель.

Маг подошел ближе, почти вплотную к Дитриху, вперился в него пронзительным взглядом.

— Мощи… похищены… — хрипло повторил рыцарь. И, решившись, поднял лицо. — Мы не уберегли реликвию, ваше величество.

— Когда? — выплюнул император. — Когда это случилось?

— Прошлой ночью, — смиренно ответил кастелян. — Кто-то проник в замок, пробрался в донжон и…

— Как?! — процедил Феодорлих. — Кто посмел? Кто сумел? Куда смотрела стража? Почему вор ушел живым?

Рыцарь глубоко вздохнул, прежде чем ответить.