Лопес закатил глаза. Брезгливо, указательным пальцем отвел револьвер в сторону.
– Будь же человеком! Дай пожрать! Ну чего ты ко мне прицепился, как клещ? Собаки какие-то…
– Жрать – скотское дело, – Строгов навис горой над щуплым Лопесом и проговорил громким шепотом: – Не юли, Андре. Я видел то, что видел… – «жучков» в химлаборатории не было, а камеры охраны если и работали, то на мониторы в это время все равно никто не смотрел; но Строгов избегал называть вещи своими именами. – Мне нужно, чтобы ты обеспечил проход мне и моей группе. Через ваши тоннели. Нам нужно попасть в горы.
Лопес прожевал, с трудом сглотнул.
– Так, – протянул он. – Тебе, док, кажется, разъяснили доступным разговорным английским, чтоб ты не совал нос в чужие дела. Занимайся наукой, нюхай кокс, тискай девок – и будет тебе счастье. А все остальное – от лукавого. Гони от себя такие мысли. Какая такая группа… Физиков-теоретиков, что ли?
Строгов с грохотом опустил револьвер на стол. Пробирки подпрыгнули, банка перевернулась, пиво, шипя и пенясь, потекло на пол. Пока Лопес хлопал ушами, Строгов одним движением швырнул своего бывшего лаборанта под стол. Тот охнул, заперхал, выплевывая на пол непережеванное сало. В следующий миг Строгов опустился рядом, прижал коленом Лопесу горло, да так, что тот лишь выпучил глаза и немо распахнул на всю ширину рот.
– Сейчас ты поймешь, что вольным сталкерам начхать на угрозы третьесортных бандюганов, – в руках у Строгова появилась пробирка, он мотнул головой, выдергивая зубами пробку. – Не захотел говорить по-хорошему? Будешь пить мочу Бродяги Дика.
Лопес в отчаянии выгнулся, заскреб ногтями по линолеуму, захрипел, выпучил глаза еще сильнее. А Строгов с брезгливой миной начал переливать жидкость тонкой струйкой из пробирки Лопесу в глотку.
– Вот она – твоя морская капустка… Глотаем-глотаем-глотаем!
Когда лицо Лопеса стало лиловым, а глаза налились кровью, Строгов отшвырнул пробирку.
– Дистиллированная вода, балбес! – оскалился он, любуясь, как Лопес покрывается испариной. – Но вот эта, – он сграбастал со стола вторую пробирку, повертел ее перед Лопесом, позволяя, как следует, рассмотреть жидкость розоватого оттенка, – стопроцентная морская капуста. Малой, нам в Зону надо, врубаешься? И желательно – по проторенному безопасному пути. Ваши тоннели подойдут. Моргни, если врубился. Вот так, умник, и больше не задавайся.
Хармонт: спальные районы окраины
«Это было очень странное создание, – строчила Ким. – Не плотнее дыма, способное просачиваться через малейшую щель, оно тем не менее во время движения сотрясало землю. Русский физик, сотрудник хармонтского Института, который помог мне выбраться из этого ада, уверяет, что Бродяга Дик – это скопление нанороботов, связанных какой-то разновидностью электромагнитного поля в единое целое. Летучее, как дым и массивное, как авианосец – еще одно причудливое порождение Зоны, которое, будучи изученным нашими учеными, сможет принести…»
Ким с отвращением оттолкнула от себя планшет.
Где были ее глаза раньше? Ведь когда-то все написанное казалось без малого гениальным. А теперь… Вот уже третий час она корпела над статьей о нашествии счастливчиков, но получалась какая-то мертвечина, ни одного живого слова, ни единого свежего образа. С такой статьей к боссу лучше не соваться. Да, видеоматериал ударный, но в газете его не разместишь, да и на сайте одного ролика недостаточно, нужен еще и столь же ударный комментарий.
Ударный материал, ударный комментарий…
Ким пролистала все, что написала в Хармонте, и совсем приуныла. Сумбурные, бессвязные заметки. Нет единой линии, внутренней логики, которая могла бы донести до читателя мысль, что Зоны Посещения – это не столько благо, сколько зло…
«Ладно, – сказала себе Ким, – схожу в Зону, и общая картина возникнет сама собой…»
Лязгнул замок на толстой, как у сейфа, металлической двери. Ким с притворным вздохом отключила планшет. Вернулся Строгов. Как и подобает доброй хозяйке, мужчину следовало накормить.
Ким вышла в прихожую, намереваясь поцеловать мужчину хотя бы в щеку, но Строгов был настолько страшен, что она не решилась к нему приблизиться.
– Боже мой, кто же тебя так отделал?
– Какие-то отморозки, – буркнул он.
– Люди Гуталина?
– Ого! – удивился он. – Ты и это знаешь?.. Интересно – от кого?
– От капитана Квотерблада.
Строгов глянул исподлобья, пробурчал:
– А ты с ним… тоже…
– Кретин!
Ким развернулась и ушла на кухню.
Строгов покряхтел, сдирая изгвазданные ботинки. Прошлепал босыми ногами в ванную, страдальчески морщась, умылся холодной водой. Щека саднила. На душе было муторно, да еще мандраж подступал – перед выходом в Зону всегда так было. Вот только девушку зря обидел.
Он пробрался на кухню. Ким нарочито громко гремела сковородками и кастрюлями. Если судить по звуку – готовился обед, как минимум из десяти блюд, но когда Строгов с виноватым видом примостился с краешка стола, Ким брякнула перед ним тарелку с яичницей и поджаренным беконом.
– Ким, – сказал Строгов. – Ты прости меня… День выдался тяжелый…
Она посмотрела на него искоса, проговорила:
– Не за что… Чего еще ты мог ожидать от продажной журналистки…
Он уткнулся в тарелку, вяло ковыряя вилкой в яичнице. Сказал:
– Мы тут все очерствели в этом городишке… Сплошная грязь и кровь. Лучше бы тебе и в самом деле уехать…
– Теперь я точно не уеду!
Строгов кивнул.
– О'кей, мисс! Тогда готовьтесь к выходу в Зону!
Она стремительно обернулась к нему.
– Правда?!
– Да… Мне удалось кое с кем договориться… Пойдем в самую сердцевину… Да еще с немыслимым в нашем деле комфортом. Все ради вас, мисс.
Ким присела перед ним на корточки, искательно заглядывая в глаза.
– Спасибо, Майкл! – сказала она искренне. – Я тебе этого никогда не забуду.
Он, наклонив голову так, чтобы пища не касалась израненной щеки, старательно прожевал пережаренный кусок. Пробурчал:
– Спасибо скажешь, когда живой в свой Нью-Йорк вернешься.
– Обязательно скажу!.. Выпить хочешь?
– Хочу, но не буду, – отозвался он. – Перед выходом – ни капли. Вернемся, тогда набухаемся от души.
Он хотел добавить: «если вернемся», но решил лишний раз не стращать девушку. Вместо этого он сказал:
– Но учти, что придется подготовиться… В Зоне нянек нет, каждый отвечает сам за себя…
– Угу, я понимаю, – тихо произнесла Ким.