Некрон с жалобным стоном осел. Голубое свечение погасло, а его гудение превратилось в жалкие крики боли.
Но он все еще не умирал. Хотя это было совершенно невозможно, но он еще раз поднял свое истерзанное тело и уставился на меня.
— За это… ты… заплатишь… Крейвен, — прохрипел он. — Ты будешь… страдать до… конца дней своих. Ты меня… дважды предал, Роберт Крейвен, и ты умрешь две тысячи раз за каждое… предательство.
Он задыхался. Ковер под ним начал дергаться как в судорогах. Колдун вскрикнул, упал навзничь и покатился по полу. Но в нем все еще оставались силы, и еще раз он выпрямился и посмотрел на меня невидящим взором.
— Я проклинаю тебя, Роберт Крейвен! — крикнул он. — Я проклинаю тебя со всей силой, которая мне дана. Ты никогда не обретешь покой! Ты будешь вести жизнь гонимого, вечно преследуемого. Все, что ты любишь, должно разбиться, а все, что ты делаешь, должно приносить зло! Я обрекаю тебя на несчастье. Смерть и страдания должны стать твоими братьями, а люди будут проклинать тебя, куда бы ты не направился! Ты будешь помнить мою месть всегда, Роберт Крейвен!
Некрон упал навзничь. Но он все еще не умирал, а начал пронзительно выкрикивать какие-то слова на непонятном мне языке.
Пять оставшихся в живых воинов вдруг пришли в движение. Двое из них подняли тело своего господина, а третий бросился к напольным часам и одним ударом сорвал дверь с петель.
За нею зловеще блеснула черная поверхность болота, которую я видел в кошмарных снах, о которых я теперь знал, что это были не сны.
А четвертый воин поспешил к маленькой кушетке рядом с камином и подхватил Присциллу на руки.
С пронзительным криком я вскочил и бросился на него.
Я даже не заметил удара, таким быстрым он был. Внезапно мои ноги подкосились под весом моего тела. Я упал, краешком глаза заметил мелькнувшую тень и скрючился от новой, невыносимой боли, когда нога воина попала мне под ребра.
Я не потерял сознание, я видел и слышал все, что происходило вокруг меня, но я был не в состоянии оценить происходившее и прореагировать на него.
Оба воина-дракона отнесли старика к часам. Я слышал, как он еще что-то сказал Говарду, но не понял ни одного слова, потом они прошли в дверь и зашагали по черным волнам застывшего болота.
Мой разум затуманился. На мгновение у меня потемнело в глазах, и я не чувствовал ничего, кроме боли и никогда не испытанного чувства беспомощности.
Когда мой взор снова прояснился, Некрон и его черные убийцы исчезли.
А вместе с ними и Присцилла.
* * *
— Это была моя вина, — тихо сказал Говард. — Мне очень жаль, Роберт. — Его голос дрожал, а в глазах стояла такая мольба, которую я еще никогда прежде не видел ни у одного человека. — Пожалуйста… прости меня, — прошептал он.
Вместе с Ван дер Гроотом они подняли меня и отнесли на кушетку, на которой раньше лежала Присцилла. Я снова пришел в себя, и теперь мое тело болело не так невыносимо, хотя при каждом вдохе я чувствовал жгучую боль в груди. Видимо, головорез Некрона сломал мне ребро, а может быть, и несколько.
Но я почти ничего не замечал. И слова Говарда я улавливал лишь краем сознания, и мне было крайне тяжело реагировать на них и поднять на него глаза.
— Твоя вина?
Он кивнул. У него был несчастный вид.
— Да. Я… знал, что произойдет, когда он откроет часы. И хотел этого. Это был единственный шанс уничтожить его. Так я думал.
Мой взгляд упал на открытые напольные часы. Черный кошмарный ландшафт исчез, уступив место потрескавшимся доскам задней стенки, после того как Некрон ушел. На мгновение я попытался убедить себя, что все это было не больше чем кошмарный сон, от которого я очнусь, если достаточно сильно захочу.
Но я никогда не избавлюсь от него, так как кошмар, в котором я находился, назывался действительностью.
— Мне так жаль, — бормотал Говард. — Когда… Некрон нас пленил, тогда…..
— Все хорошо, Говард, — тихо сказал я. — Ты не виноват в этом.
Он взглянул на меня, и в его глазах вспыхнула слабая искорка надежды.
— Ты… меня не ненавидишь? — спросил он.
— Ненавидеть? — Мой голос звучал совершенно холодно. Я даже сам испугался этого. — Почему я должен тебя ненавидеть?
— Он же увел с собой Присциллу, — осторожно сказал Говард. — Он бы не сделал этого, если бы я не попытался устроить ему ловушку.
Я не ответил, но этого и не требовалось. Говард и так понял, что в этот момент происходило во мне.
— Ты знаешь, где находится… его горная крепость? — тихо спросил я.
— Некронова крепость Дракона?
Я кивнул.
Говард на мгновение задумался, потом покачал головой.
— Нет. Никто точно не знает, где она находится. Ты хочешь… найти его? — его глаза сверкнули.
— О да, — ответил я. — Я найду его, Говард, даже если для этого мне понадобится отправиться на край света. И тогда я убью его.
Только что это место на берегу маленького озера было пустынным. А сейчас там внезапно возникли трое мужчин. Если бы кто-то в этот поздний час пошел в Риджент-Парк, он бы не увидел, как они пришли, так как они возникли буквально из ничего.
Одна только бродячая кошка оказалась свидетельницей их появления. И только она почувствовала страшную, бесконечно злую ауру, окружавшую этих троих.
Ее рыжая шерсть встала дыбом, прежде чем она, охваченная дикой паникой, умчалась прочь.
На один короткий миг она почуяла смерть…
Несколько секунд три высокие фигуры неподвижно стояли на берегу озера, прислушиваясь к шелесту листьев и тихому плеску воды, поверхность которой рябила от легкого ветерка.
Потом они исчезли в различных направлениях и почти так же бесшумно, как появились. Только следы их ног остались на влажной узкой прибрежной полоске песка.
Но к рассвету и они исчезнут…
* * *
— Почему мы не можем воспользоваться воротами? Я не вижу никакой причины, которая могла бы мне помешать сделать то же самое, что и Некрон!
Говард неодобрительно нахмурил брови, когда уловил упрек в моих словах, глубоко затянулся сигарой, подчеркнуто медленно взял свою чашку с давно остывшим кофе и сделал вид, что пьет его. Это демонстративное спокойствие начало уже выводить меня из себя. Уже более двух часов мы сидели в библиотеке и разговаривали: это значит — я говорил, а Говард слушал, время от времени хмурил брови или качал головой и ограничивал свое участие в нашей “беседе” редкими репликами типа “хм” или “тсс”!
От него трудно было ожидать чего-то иного. Если я когда-нибудь и встречал человека, который в совершенстве владел искусством не отвечать на конкретные вопросы, то это был Говард.