— Итак, в ходе исследований было сделано пять выстрелов имеющимися боеприпасами. На нашем втором стрельбище, — зачем-то уточнил он. — С использованием готовых зарядов пуля летит на километр с небольшим, а на восьмистах метрах пробивает дубовую доску толщиной в руку и стоящий за ней степной щит…
— Ни хрена ж себе! — не сдержался кто-то, в сердцах хлопнув себя по колену.
— Скорострельность? — коротко бросил градоначальник, вдруг ощутив незнакомую тупую боль под лопаткой.
Зампотех пожал плечами:
— Наши ребята потратили на все про все семь минут. Но вообще-то всякие мушкетеры с фузилерами ухитрялись делать из похожих по три выстрела за две минуты. Или два выстрела за три — уже не помню точно.
Заглянул в блокнот и что-то чиркнул там карандашиком.
— Само собой, наши бронежилеты от такого оружия защищают на все сто — проверено на испытаниях… — Он сделал паузу. — Ну, да и в бою проверено. Но вот даже лучший местный доспех выстрела с тридцати метров не выдержит. А легкая пехота, щитоносцы или конница начисто выкашиваются на дистанции до семисот — восьмисот метров.
Сообщение было встречено в молчании — и не потому, что все вдруг посочувствовали потенциальным жертвам среди легкой конницы и бездоспешной пехоты, а скорее оттого, что даже у землян не у всех есть обычные «бронетюфяки», которые к тому же закрывают далеко не всего человека. А тяжелых саперных бронежилетов — скафандров весом в двадцать пять без малого кило у них всего ровным счетом пять комплектов.
— Бронетехнике они не страшны, — продолжил Бровченко лекцию. — Но вот если угодит обычной машине в бензобак или в двигатель там, в радиатор… Ну, или в кабину, в дверцу там, или в борт, я про стекло не говорю, могут быть неприятности. Шину уж точно прошибет — тем более известно, какие у нас покрышки — только что сами не рассыпаются. Это не считая того, что, по сообщениям участников того боя, они видели трассеры — хотя среди наличных боеприпасов их не обнаружено. Конечно, в бою всякое может померещиться, но если наши не ошибаются, то можно считать, что у нашего противника есть готовые зажигательные пули.
Если прежние сообщения вызывали изумленно-настороженный гул, то на этот раз «приятная» новость была встречена гробовым молчанием.
— Одна такая в артукладку или в ГСМ и… котенку! — резюмировал Серегин. — Ладно, что у нас есть еще плохого?
— Еще два обстоятельства. Вот, посмотрите на станок этого… изделия. Эти деятели приспособили такой вот вертлюг, наподобие пулеметной турели, так что точность стрельбы весьма и весьма высока. А вот эта третья нога сошек отлично гасит отдачу. В общем, откровенно сказать, я бы не отказался от таких вот красавиц в нашем арсенале… Да, еще кое-что. Не угодно ли, товарищи, взглянуть на прицел. Я только вчера сообразил…
Офицеры сгрудились над разлаписто устроившимся на столе оружием.
Прицел и впрямь был необычный. Тонкая и длинная, сантиметров тридцать, дубовая дощечка с прорезью. На ней не было цифр или делений. С одной стороны были выжженные в дереве человеческие фигурки — внизу побольше, а кверху уменьшающиеся. С другой — такие же изображения лошадей. Вот и все.
Некоторое время военные изучали странное приспособление.
— Е-мое, — хлопнул себя по лбу Суров. — Да это же почти что готовый коллиматорный прицел!
— Точно! — поддержал Серегин. — Вот оно. Каждая фигурка — человек среднего роста на определенном расстоянии. Совмещаешь врага с подходящей — и стреляй.
— Вот дела! — вздохнул Макеев. — Кто ж это там такой умный? Помните, как мы местных дрессировали — значки особые рисовали, зубрить заставляли, а потом еще таблицу у командиров — на каком расстоянии на какую зверюшку наводить!
— А черный порох? — вступил Тупиков, горько усмехаясь. — Мы ведь специально не пускали его в ход, даже опытов не проводили, чтобы секрет никуда не уплыл! Сколько мы мучились с пироксилином, с каким адским трудом добывали кислоту и покупали хлопок втридорога у караванщиков! И вот теперь все оказалось напрасно…
— Вот интересно, — нахмурился Довбняк, — как быстро они сообразят что-нибудь бронебойное?
А Макеев думал уже о другом. О том, что главного они так и не узнали. А именно: кто такие хозяева этого ружья и где их гнездо…
Дьявол! А единственный толковый разведчик неизвестно когда вернется!
Встав, Макеев покинул малый зал.
Ружье на столе смотрело ему в спину черным зрачком ствола, словно пресловутый Глаз Ночи из местных преданий.
Южные Танства. Город Крехсор, столица одноименного княжества. Дворец правителей
Светлейший князь Веерен Тогу, затворившись в своих покоях, перебирал пожелтевшие уже ломкие листы тростниковой бумаги.
Окружающие давно привыкли к подобным бдениям, полагая, что в такие часы Веерен молится каким-то своим богам или гадает, а может, совершенствует магическое мастерство.
А на самом деле…
В свое время он отправил чужеродца к соплеменникам, покидавшим спешно этот мир, — то ли сделав свои дела, то ли убегая от какой-то неведомой опасности.
Жалкая горстка оставшихся Тогу не очень беспокоила.
Ибо знал он о них, пожалуй, больше всех в этом мире.
Сам факт их появления на Аргуэрлайле его не удивил — почти у каждого народа или племени было множество легенд и сказок о потустороннем мире и даже мирах, куда уходят после смерти и где обитают духи и боги. Не раз и не два говорилось в них о неведомых царствах, куда странствовали великие герои в поисках возлюбленных либо исполняя волю своих владык, о землях, куда путь открыт не всем и куда нельзя попасть, двигаясь по земле и воде.
Властитель слышал подобные байки еще в детстве, и когда вдруг получил неопровержимое доказательство, что они не лгут, не был слишком растерян или потрясен.
После разгрома Сарнагарасахала он даже, слегка испугавшись, решил было вернуть пленника и попроситься к чужинцам в вассалы, но так и не собрался, а потом эти самые «зиелмяне» (или как их там) вернулись в свой мир.
И он вдруг принялся изучать записи, оставшиеся от допросов пленника, проводя над этими записями все больше времени.
Правда, из рассказов этого воина из другого мира, Веерен Тогу уяснил не больше половины.
Все, что касалось разных непонятных вещей вроде «политики», «философии», «социальных вопросов», этой, как ее, а, «писихологии», по-прежнему было для него темным лесом.
Но вот, например, историю того мира он знал хорошо. Сотник, который попал к нему в плен, оказывается, вот удивительно, в молодости учился в каком-то особом училище для учителей, но за нерадение и пьянство был изгнан и решил стать военным. (Ну и ну, особое училище для учителей! Неужто не ясно, что учить может лишь знаток своего дела?! Причем знаток высшей пробы, а этому ни в каком… э-э-э… как его, а, «инсритуте», не выучишь — самому нужно достичь.)