— Служанка обнаружила, где-то час назад. — Олаф выглядел неважно, похоже, его мутило, вид и вправду был тот еще, тот же почерк убийцы: комната превратилась в кровавую баню, бедная графиня также оставила кровавый след, пытаясь идти с открытой раной, заливая все вокруг кровью. — Она не могла заснуть, с ней постоянно кто-то был, я не могу понять, как это произошло, с ней постоянно кто-то был! Либо служанки, либо мои старшие дочки или герцогини!
Это был крах, в этой комнате все было на своих местах, графиня была аккуратисткой, все разложено и выставлено, никаких следов борьбы, никаких кровавых следов, комната в идеальном состоянии. Как это могло случиться? Графиня сидит в кресле у камина, а в следующую секунду с разрезанным горлом ползет к дверям, а людей, которые должны были быть с ней рядом, нет. Думай, думай, я накручивал себя вновь и вновь, обходя комнату. Если здесь нет ответа, то ищи в покоях графа. Что ты не увидел или увидел, но не понял?
— Что же делать? Это словно родовое проклятие! — Олаф рванул ворот своей рубашки.
— Что же делать, что же делать? — забормотал себе под нос я. — Барон!
Холод пронзил мое сердце, страшная догадка при упоминании рода окатила меня ужасом с ног до головы.
— Всю стражу к детям! — Я заорал как сумасшедший. — Немедленно!
Кемгербальд вздрогнул, выскакивая за дверь, я рванул за ним, благо покои Альфреда и Германа де Миртов были в соседнем коридоре. Мы в сопровождении трех солдат буквально снесли двери в покои Альфреда, старшего из сыновей графа, замирая от ужаса. Мальчишка, похоже, умер, так и не проснувшись, залив постель багровыми потоками живой крови.
— О боги! — Кемгербальд рухнул на колени перед кроватью.
— За мной! — Я вытолкнул перед собой стражу, врываясь в соседнюю комнату младшего Германа.
Бедный мальчик подскочил, ничего не понимая и бросаясь сразу в слезы, а я хоть здесь вздохнул с облегчением: успел, хоть здесь успел. Вот лопух, догадался, что убийца остался во дворце, понял, что он жаждет мести, а голова не сработала сыграть на предупреждение! Думал, он из пустого тщеславия остался во дворце, нет! Как люди проклинают? Как люди мстят? Правильно, чаще всего обещают вырезать «всех до одного» или «до седьмого колена» — вот как мстят, всем от и до, потому что боль человеку застилает разум, перед ним все виноваты, для него все досадная помеха, нет ничего перед взором в такой момент, кроме всепожирающего «я», и все это «я» — огромная незаживающая рана. Черный, вздувшийся гнойник дурных мыслей и порочных желаний.
Кемгербальд увел Германа к себе, мы условились, что мальчик теперь даже в туалет будет ходить под его присмотром. Мне же остались новые тела и свежая кровь, я до самого вечера не присел ни разу, обходя все снова и снова, пытаясь понять, представить, сложить картину страшных событий.
Голова совсем не соображала, в конце концов я просто ушел спать, понимая, что бессилен и лишь мучаю себя впустую, лишь бы было время, нам нужно спасти мальчика, последнего де Мирта, последнего наследника рода… последнего… сквозь сон мне в сознание билась мысль. Последнего, последнего… Последнего ли?
Утро для меня наступило уже в полдень, я валялся в постели не в силах заставить себя встать. Состояние было отстраненным и апатичным, мысли-валуны тяжело перекатывались в голове, не желая концентрироваться на деле. Я внезапно осознал, что виню себя в трагедии.
Так, стоп, подруга, погрызуха подсердечная! Это что за дела? Кто они мне такие, эти люди? Да пусть хоть сотнями друг дружку вырезают, мне что с них? Сколько ты тут, в этом мире, что уже взялась судить меня? Хорошо ль тебе, душечка моя, в деревеньке-то жилось? Позабыла, откуда родом да что тут собой графья да бароны представляют? Показать тебе, родимой, как тут крестьян ради забавы собаками травят? Ребенка стало жалко? Уже забыла, как настоящий Ульрих тебя сапогом по морде бил? Вот же гадина! Но совесть выкручивалась, рисуя ребенка с распоротым горлом в постели, бледную, обескровленную, словно восковую графиню… Черт, встаю, встаю, иду душегуба искать.
Завтрак мне принесли в комнату, пока выходить никуда не нужно, нужно в спокойной обстановке обдумать все еще раз, собрать пазл из трех комнат, что-то должно быть еще, я чувствовал это: слишком у убийцы просто получалось проникнуть к жертвам и скрыться незамеченным. Потайные дворцовые ходы? Нет, не это, даже если он использовал их, то только для того, чтобы проникнуть в замок. Выскочить из стены, шурша каменной плитой, невозможно, та же графиня успела бы крикнуть в подобном случае. Может, все прозаичней, как и с графом, графиня знала убийцу, и тот стоял все время рядом с ней, а та и не подозревала о скорой своей судьбе? Эта версия больше похожа на правду. Итак, и граф, и графиня оба знали убийцу и, что главное, верили ему, допуская его в покои и не опасаясь оставаться с ним один на один. Ага! Черт возьми, как же я упустил это?! Ведь убитые мне сами подсказывали, а я не видел! Графа застали врасплох, как бы вынуждая подставиться под удар. Почему? Потому, что открытой борьбы с Паскалем де Миртом преступник не выдержал бы! Это значит, что преступник физически уступал графу, а вот к графине мог проскочить, притворившись сочувствующим. Но кто ходил к графине успокаивать ее? Женщины! Боже мой, какое коварство! Наш убийца — девушка! Да уж, ларчик-то просто открывался, милый ангел смерти ходит по замку, скромно потупив взгляд, как же я сразу не догадался? Что бы делал убийца-мужчина? Правильно — махал топором, мечом, пиписькой, громко ругался, брызгая слюнями, а с учетом местных традиций все, скорей всего, банально кончилось бы на дуэли! Здесь дуэль не что-то запретное или осуждаемое, здесь это часть судебной системы, и лишь девушки не могли воспользоваться этим правом, а уж о гоноре некоторых дам и их коварстве легенды сложены. Как же все ловко, изящно, легко, скользяще-неуловимо.
Я сидел в кресле, еще раз проверяя свои доводы со всех сторон и, в принципе, не находя особых изъянов. Так, что теперь? Теперь мотив и то, как эта барышня становится невидимкой? Что-то мне с трудом представлялось, что это кто-то из черни, ну не стал бы граф бросать нас тогда в каминной ради служанки, будь у нее даже бюст, что называется, «твердая пятерочка». Здесь они никто и звать их никак, хозяин щелкнет пальцами — сама приползет на коленях, когда тот захочет. Что еще может быть? Bend Sinister, бастард? Месть ребенка вне закона, рожденного от графа и служанки? Я не собирал отпечатки пальцев слуг. В таком контексте событий вполне прорисовывается сюжет, вот вам и невидимка — служанка с кровью графа в жилах! А ведь я вчера перед сном думал об этом, месть местью, а денежки-то немалые. Единственный ли наследник юный Герман де Мирт? По собственному опыту, приобретенному благодаря дядюшке Турпу, могу сказать, что нет. Уже сейчас во дворец на похороны вереницей съезжалась родня Миртов. Сэры, лэры, чванливая и горделивая аристократия, половины их имен я даже запомнить не удосужился. Я исправно их заносил в картотеку, и все без толку — совпадения нет. Все еще пребывая в задумчивости, приступил к завтраку. Вот еще тоже непонятно с этим поваром: по вечерам к ужину восхитительные деликатесы, а утром и днем — обычная грубая еда, привычная по моей замковой жизни. Что за вдохновение просыпается у повара по вечерам? Ладно, это уже мелочи, не касающиеся дела. Где мне собирать отпечатки пальцев служанок? Ха! На кухне! Вот и повод пообщаться с поваром.