Свет за оконцем постепенно тускнел, приближалась ночь.
Рядом Костолом, медленно подбирая слова, рассказывал Скалогрызу истории о приключениях банды — то ли просто от скуки, то ли действительно старался хотя бы немного приободрить остальных.
— Ну, добрались мы, значит, до Тракта. Нашли канаву поглубже, уселись в засаде. Отправили Червяка на дорогу, чтоб проезжих отвлекал. Помнишь, да?
Мальчишка кивал. Слезы больше не текли по его грязным щекам, на губах даже появилось слабое подобие улыбки. Здоровенный орк определенно разбирался не только в том, как махать прикованными к запястьям палицами.
— Вроде нищим его принарядили… пусть, мол, сидит на обочине, просит у людей подаяния или помощи какой-нибудь. Они на него отвлекутся, а мы тут у них из-за спин и выскочим. Хе. Это Смотри-в-Оба сочинил такой план. Сидит, значит, наш «нищий» на обочине, а мы в кустах лежим. Ждем. Идет мимо отряд. Человек пятнадцать, все в броне с ног до головы. Само собой, нам не по зубам. Червяк в траве затаился, да и мы сразу притихли. Прошли они, не заметили нас…
— Какой отряд? — спросил Вольфганг. — Куда шли?
— Почем я знаю, — пожал плечами зеленокожий великан. — Какая разница?
— Просто… это когда случилось?
— Ну, так сразу не скажу. Еще до того, как мы на пустошах окопались. Не важно. Пропустили мы их, ждем дальше. И тут вдруг — трогает меня за плечо Гыр, говорит, мол, прихватило у него живот, надо срочно отползти по важному делу. Отползает, шуршит сзади в кустах. Потом Ящер, он тогда еще живой был, тоже следом за ним. Смотри-в-Оба наклоняется, шепчет, что скрутило кишки, надо бы того… облегчиться. Короче говоря, все в кусты уползли. А в это время по Тракту… дальше лучше тебе, наверное, рассказывать, малыш.
Червяк улыбается. Широко. По-настоящему. И говорит:
— По Тракту едет телега, в ней две дамы в дорогих платьях, большой сундук и двое солдат с ржавыми алебардами.
— Ну! — взмахнул ручищами Ыр. — Вот так!
— Да, — продолжал мальчик. — Я вылез из кустов. Сел, начал клянчить. «Помогите, покормите» и все такое. Они остановились, посмотрели на меня, потом одна достала из сундука сверток и мне кинула. Потом они дальше поехали. Никто так и не выскочил из леса.
— А что в свертке было? — спросил гном.
— Большой шмат вяленого мяса, два огурца и кусок сыра. Все это завернуто в шелковое платье с золотой тесьмой.
— Ага, — принял эстафету орк. — А когда мы вернулись, значит, штаны подтянули, уж поздно было. Тогда Смотри-в-Оба и говорит, мол, теперь я понял, что значит «просрали свое счастье».
Скалогрыз и Костолом расхохотались. Червяк зашелся заливистым детским смехом. Даже Элли хихикнула. Вольфганг с удивлением заметил, что его зачерствевшие, потрескавшиеся губы тоже растягиваются в ухмылке. Поистине вся вселенная встала с ног на голову. Платьями, которые всего полгода назад стоили дороже целых деревень, теперь оборачивают мясо и сыр, а благородный Паладин, защитник невинных, ржет вместе с разбойниками над рассказом о неудавшемся грабеже.
Из-за общего смеха они не расслышали шагов в коридоре и скрежета ключа в замке, а потому открывшаяся дверь стала для них полной неожиданностью.
На пороге стояли трое алхимиков. Молодые, испуганные. У одного в руках было жестяное ведро, полное воды, второй держал деревянный поднос с чем-то, накрытым мешковиной, но распространяющим теплый, аппетитный запах, а третий, видимо, пришел просто за компанию, чтобы у первых двух поджилки не тряслись.
— Так. — Вольфганг поднялся, положил руку на плечо Костолома, который уже успел хищно оскалиться и явно собирался броситься на тюремщиков. — Наконец-то…
— Просим простить, — пролепетал алхимик с подносом. — Забегались мы, тут такое творится…
— Да уж давно такое творится, — пробурчал гном, приподнимаясь с лавки. — И со всех сторон. Пора бы привыкнуть. Что там у вас?
Третий алхимик неловким движением стянул с подноса тряпку. Под ней оказалась большая миска, наполненная похлебкой, и блюдо с несколькими хлебами. Именно они и распространяли тот самый сногсшибательный аромат, от которого рот мгновенно наполнялся слюной.
— Свежие… — начал объяснять державший ведро, но Скалогрыз и Червяк, не слушая его, уже хватали с подноса еду. Третий алхимик извлек из своих рукавов несколько деревянных ложек. Жизнь определенно налаживалась.
Похлебку могли отравить, подумал Вольфганг, впиваясь зубами в горячий, мягкий хлеб. Как еще хилым ученым расправиться с двумя с половиной (не стоит забывать о гноме) опытными воинами? Усыпить их бдительность, заморить голодом, а потом подсунуть еду, полную яда. Да, такое вполне возможно, размышлял он, отправляя в рот ложку за ложкой. Хотя, конечно, проще всего было оставить их здесь, рассчитывая на то, что рано или поздно орк с голодухи примется убивать и пожирать товарищей по несчастью. Тогда вообще никаких забот… впрочем, возможно, им срочно понадобилось освободить камеру.
Миска опустела в считаные минуты. Хлеба тоже не осталось. Червяк, Элли и Скалогрыз выглядели вполне сытыми, но Костолому явно не хватило. Да, пожалуй, этот рано или поздно точно полакомился бы кем-нибудь из них.
Рыцарь наконец дождался, пока варвар передаст ему ведро с водой, пил жадно, долго, наслаждаясь каждым глотком чистой, пусть и теплой, влаги. Жизнь возвращалась. А вместе с ней ясность сознания.
— Еще раз приносим наши извинения, — наклонил голову один из алхимиков. — Мы вовсе не планировали держать вас здесь настолько долго.
— Но? — спросил Скалогрыз, выуживая крошки из бороды.
— Но сразу столько непредвиденных обстоятельств.
— Извержение?
— Да. Н-не только. Много всего. И… вас ждет брат Лариус…
— Лариус! — Вольфганг хлопнул себя по лбу. — Ну точно! Как я мог забыть! Лариус!
— Простите, господин?
— У меня для вашего брата есть весточка. Так что давайте быстрее к нему.
— Как скажете. Следуйте за нами…
— Где мое оружие? — пробурчал Костолом. Он определенно отказался от идеи выламывать алхимикам челюсти и забивать ими бедняг до смерти, но абсолютно доверять им тоже не собирался. У него имелись для этого достаточно серьезные поводы.
— Эм… — замялся алхимик, принесший воду. — У нас в цитадели существуют строгие правила… особенно сейчас, когда от любого чужака ожидать можно чего угодно…
— Вот именно. — Ыр поднялся во весь свой немалый рост, почти упершись бритой макушкой в потолок. Он и безоружный мог бы без труда разделаться с тремя братьями — его пальцы были толще их рук. — Я тоже не люблю чужаков. И ожидаю от них чего угодно.
— Простите, э… господин… дикарь… то есть кочевник… но я вовсе не это имел в виду. — Похоже, алхимик успел оценить размеры кулаков и клыков Костолома. — Мы не собираемся причинять вам вреда. Мы на вашей стороне, поверьте.