Непонятно, фигурально говорила испуганная девушка или же действительно их ведут к одному из кругов преисподней. Во всяком случае, температура продолжала повышаться, точно с каждым шагом они все ближе подходили к здоровенной плавильной печи. Футболка уже липла к телу, а на лбу проступил мелкий бисерный пот. Однако, не наблюдая вокруг озер кипящей серы, языков пламени и котлов, Воронцов для себя решил, что дьявол — это все же яркая метафора. А значит, не так он страшен, как его малюют. От этой мысли юноша даже немного повеселел. Распрямилась спина, стала увереннее походка. Он даже не заметил, как лихорадочно его пальцы натирают счастливый пятачок.
— Говорят, он раньше священником был, задолго до революции, — продолжала нашептывать Лиля. То ли уверенность Герки передалась ей, то ли рассказ успокаивал разыгравшиеся эмоции, но в голосе девушки почти не осталось истерических ноток. — Вообще-то никто точно не знает, сколько ему лет. Мне отец говорил, что от Некрополита еще дед наш бед нахватался, так что он реально старый. Его сюда вроде как прислали учить коренное население любви и смирению. Помнишь, я говорила, что до «железобетонки» тут много чего было?
— Заводик какой-то, — Воронцов напряг память, — и церковь вроде.
— Молодец, внимательный. Церковь — это он вместе с прихожанами строил. Только место неудачное выбрал. Изначально здесь капище было, то ли вепсское, то ли еще чье. Когда до этих земель христианство докатилось, то всех шаманов на этом же капище и сожгли. А они хоть и безобидные люди были, но уж если проклинали, то без вариантов — ложись и помирай. На таких местах лучше вообще ничего не строить, но тут, блин, словно медом намазано. Полувека не проходит, чтобы здесь снова что-нибудь не выросло. И полувека не проходит, чтобы не вспыхнул пожар. Церковь была — сгорела. Завод был — сгорел. Цех — и тот сгорел. Здесь постоянно дым стоит и жарко, как возле печки, сам, наверное, уже заметил. Говорят, местные Некрополита отговаривали, да только фанатик разве кого послушает? Первое время после постройки вроде хорошо все шло, а потом Некрополит спятил. Откололся от Церкви, основал секту имени себя любимого, объявил себя Спасителем…
— А эти? — кивнул Воронцов на конвоиров. — Его прихожане?
— А это, Гера, те, кому он обязан своим новым именем. Они мертвецы, Гера.
Желание бежать, неведомо куда, но бежать, лишь бы вырваться из этих удушающих мертвых объятий, вернулось, усиленное многократно. Его остановила рука — теплая Лилина ладошка, больно сжавшая плечо и успокоившая вопреки окружающему ходячему ужасу.
— Он тоже мертвый, Герка. Его убили тогда, сотни лет назад. Прознали, что он мальчишек содомил, и убили. Сожгли вместе с церковью.
— Содомил, это… — уже зная ответ, начал Воронцов.
— Да, это самое, — девушка кивнула, хоть он ее и не видел. — Не волнуйся, ты для него староват.
— Но почему же он тогда жив?
— Он не жив, Герка, он мертв. В нашем мире. А здесь… ты скоро все сам увидишь и поймешь. Знаешь, когда кого-то убивают с такой ненавистью, с остервенением, он может вернуться. А Некрополит умер очень дурной смертью. Очень. Вот только хороший человек возвращается ангелом-хранителем, а плохой… Это не жизнь, Герка, это проклятие. И само это место — проклятое. Оно всегда Горелым было, Горелым и остается. А еще здесь иногда пропадают люди. Преимущественно маленькие мальчики, до четырнадцати, но бывают и бродяги, и рабочие, и даже кошки с собаками.
— Чего ж ты меня сюда притащила, раз тут так опасно? — зло прошипел Воронцов.
— Это ты! Ты кровью ворота открыл, — зашипела панкушка в ответ. — Ты ему нас отдал! Открыл бы как следует, проскочили бы по-тихому! Все так делают! А ты… Это все равно, что сунуть порезанную руку за борт в кишащее акулами море и надеяться, что все будет нормально! Ты во всем виноват!
Выругавшись напоследок, девушка отстранилась от Герки. Видимо, обиделась. Не зная, о чем еще спросить, и понимая, что узнал гораздо больше, чем хотел, Герка сосредоточился на дороге.
Несмотря на первое впечатление, коридор вовсе не был прямым. Многочисленные ответвления, перекрестки и рукава делали его запутаннее знаменитого Критского лабиринта. По пути попадались небольшие ниши, пустые помещения и даже целые залы, заставленные непонятным ржавым оборудованием. На всех предметах, на стенах, потолке висели нетронутые хлопья жирной черной сажи. Чистыми оставались лишь пучки толстого белого кабеля, уложенного вдоль стен. Для чего нужны новенькие провода в полностью выгоревшем здании, Воронцов не понял, но для себя отметил, что пролегают они строго по маршруту их следования.
Еще он обратил внимание на проплешины следов и целые дорожки, вытоптанные десятками ног, не всегда человеческих. Помимо стандартных отпечатков босых ступней, на копоти виднелись отпечатки звериных подушечек. Скорее всего, собачьих и кошачьих. В пользу этой версии говорили не только Лилино упоминание о пропавших животных, но и многочисленные четвероногие скелеты, скалящиеся зубастыми черепами чуть ли ни из каждого угла.
Молчаливо шагать в строю мертвецов оказалось крайне неуютно. Холодные прикосновения желеобразной плоти заставляли вздрагивать. Воронцову стало казаться, что он ловит на себе хищные голодные взгляды. Чтобы снова почувствовать себя не одиноким, он наобум спросил:
— А почему Ирландия?
— Как-нибудь в другой раз, Герка, — по тону девушки Воронцов понял, что поговорить не удастся. — Если он будет, этот другой раз. Мы уже пришли.
Коридор, вновь ставший прямым, как линейка, существенно расширился, выталкивая процессию в просторный цех с недосягаемо высоким потолком. Из огромных арочных окон, оскаливших обломки стеклянных зубов, сочился слабый свет, похожий на сумерки. Создавалось ощущение, что снаружи поздний вечер, хотя Герины внутренние часы показывали едва ли полдень. Вообще-то точно такое же освещение царило во всех коридорах и помещениях, через которые им пришлось пройти: нечеткая видимость в пределах десяти шагов. Однако посреди открывшегося их взорам цеха обнаружилось яркое пятно, создаваемое десятком факелов, яростно чадящих в теряющийся во тьме потолок. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: это и есть конечная точка их короткого маршрута. Озвученный Лилей «центр ада» — жаркий и душный, как самое настоящее пекло.
— Случай меня забери! Сама Лиля Ирландия в сопровождении милого молодого человека! А я уж не чаял свидеться!
Впервые голос, глубокий, уверенный, прозвучал не из уст одного из мальчиков. Немного разреженный расстоянием, он донесся от самого центра факельного круга, где на разломанных половинках диванов и спинках кресел возвышалась целая гора подушек и одеял. Разглядеть источник голоса никак не удавалось, пространство перед кучей подушек густо пересекали те самые провода, что сопровождали их всю дорогу. Пытаясь увидеть Некрополита, Герка даже привстал на цыпочки, но идущие впереди мальчишки сомкнулись теснее, и единственным доступным зрелищем сделались разнообразные затылки. Воронцов мельком отметил, что волосы у конвоиров разной длины: от лохматых нечесаных грив, прикрывающих лопатки, до короткостриженых затылков, в которые впивалась толстая телесного цвета кишка… Неправильность, которую Герка никак не мог уловить, в дрожащем мерцании факелов стала очевидной, полоснув по глазам острым бритвенным лезвием. Съеденные ночью крекеры внезапно прыгнули из желудка прямо в горло. Вот же она, неправильность! Жуткое, неприкрытое уродство на самом виду! Страшнее даже, чем глубокие бескровные раны на бледных телах, проткнувшие кожу сломанные кости и вытекшие глаза его конвоиров, проявившиеся при ярком свете.