— Обычная кошатина… свежая вроде.
Рот Герки наполнился чем-то противным, шершавым. Словно кусок мяса внезапно оброс шерстью. Воронцов неожиданно для себя (и для Лили) героически прожевал его и с каменным лицом отправил в долгое путешествие по пищеводу. Ничего страшного не произошло. Действительно, кошатина как кошатина. И все же есть расхотелось.
— Юдин сможет нам помочь?
— Этот обмылок? Да брось ты! — Лиля, кажется, насытилась и теперь аккуратно счищала оранжевый соус с сережек на губах. — Еда и кров — вот все, что он может нам обеспечить. Неужели тебе не помогли эти старые суки? Уж если они тебя живьем выпустили, значит, однозначно что-то полезное шепнули. Ну так колись давай!
— Они сказали, что я должен вычерпать артефакт, как колодец. До дна. И тогда он перестанет интересовать сборщиков.
— Пфффф! — Лиля недоверчиво заглянула Герке в глаза. — И все?
— Все, — Воронцов пожал плечами.
Девушка тихо выругалась, в сердцах выудила из банки пупырчатый огурец и принялась ожесточенно грызть его.
— Ну, братец, это полный вперед, — пробормотала она наконец. — Не ожидала я от них такой подставы… А эти курвы хоть сказали тебе, каким таким ведром ты должен его «вычерпать»?
Герка помотал головой.
— Они сказали, что это я должен узнать сам.
— Зашибись, блин! Если даже они такую ересь несут, значит, плохо дело… Значит, привыкай жить в моем мире, Герка! Видать, судьба у тебя такая… — и Лиля яростно захрустела огурцом.
— Дерьмо… — тихо сказал Герка.
— Чего?
Забыв про недоеденный огурец, девушка непонимающе посмотрела на Воронцова.
— Дерьмо, — уже громче и увереннее повторил тот. — Весь твой мир — дерьмо. Тьма, кровь, насилие, смерть… Жить как загнанный заяц? Сколько еще мы так продержимся? Я не могу так, Лилька, не умею так. Я не хочу жить, как ты… Не хочу жить в твоем мире.
— Вот, значит, как? — изумленно вздернула брови Лиля. — Дерьмо, значит? А ну-ка пошли!
Она порывисто схватила Воронцова за руку и потащила на улицу. Тот, не сопротивляясь, плелся следом, вверх по растрескавшейся, точно марсианская почва, глине. Расшвыривая ногами легкий мусор, принесенный хулиганистым ветром со свалки. На мост.
Здесь дуло гораздо сильнее, а посланные солнцем многочисленные «зайчики» россыпью отскакивали от лениво бегущей речки. Чтобы не поломать ноги, приходилось перепрыгивать вздыбившийся драконьим гребнем асфальт. Лиля остановилась, немного не доходя до середины моста.
— Смотри! — Она развернула Герку лицом к солнцу. — Смотри!
До воды было, вероятно, метров десять, но сверху казалось, что расстояние минимум вдвое больше. Голые берега Смородиновки тянулись на километры вперед. Неспособная прижиться на рыжей глине трава нависала сверху. Тонкие зеленые пальцы, осторожно щупающие новую почву. Редкие волосы, которые лысеющий великан зачесал набок в надежде скрыть объемистую плешь. Блестели на солнце серебристые фантики из-под шоколадок, пластик бутылок, вездесущие летающие пакеты — мусор, отходы деятельности человека были теми растениями, что больше всего подходили заброшенному мосту. Местами из воды выступали округлые камни — за лето речка изрядно обмелела. На горизонте истончившуюся серебряную ленту придавливал пологий холм, заросший высоченными соснами, за которые зацепились две причудливой формы тучи.
— Смотри! — Лиля требовательно тыкала пальцем в холм, пытаясь чего-то добиться от Герки. — Смотри же!
Не совсем уверенный в том, что он должен увидеть, Воронцов все же честно смотрел. Просились на язык язвительные реплики, но Герка сдерживался. Искоса взглянув на девушку, он заметил, что ее глаза странно блестят. Казалось, что Лиля вот-вот расплачется.
— Смотри! Да смотри же ты!
Воспоминание о том, как, стоя на переживающей ремонт кухне, он глядел на двор сквозь просверленную в пятачке дырку, нахлынуло внезапно, ярко, отчетливо. Пальцы потянулись к завязкам, освобождая монету. Те поддались на удивление легко. Выполняя отчаянную просьбу Лили, сфокусировалось зрение.
Он посмотрел. Он увидел.
Он никогда не видел ничего прекраснее.
То, что выглядело опухшими тучами, на деле оказалось… нет, не так. Да, это определенно были тучи, интересной формы, из тех, в которых разом видятся раздувшая паруса яхта, тарелка с куском шарлотки и улыбающийся лик вашего покойного дедушки. Но в то же время это было…
Обнявшись, по пояс утопая в столетних соснах, словно в колосьях спелой пшеницы, на холме стояли титан и титанида. Дымчатые тела переливались электрическими разрядами, ярко вспыхивающими даже ясным днем. С моста они казались не больше локтя высотой, тем поразительнее было осознавать их удивительную пропорциональность. Разглядеть лица во всех деталях с такого расстояния не представлялось возможным, но Герка откуда-то знал, что это самые совершенные черты, которые, приснись они какому-нибудь художнику или скульптору, свели бы того с ума, потому что воспроизвести эту божественную красоту на холсте, в глине, мраморе или ином материале не сможет ни одни смертный творец. На земле не шелохнулась даже травинка, но там, выше крон самых высоких деревьев, ветер перебирал кудри титанов, забавы ради подкидывая их на невидимых воздушных ладонях. От прекрасных великанов словно исходила какая-то благодатная аура, превращающая в шикарные театральные декорации даже влипшие в глину шоколадные обертки.
— Ты видишь?! Видишь?! — требовательно тряся его за плечо, спрашивала Лиля.
— Вижу, — шептал Герка. Он не был уверен, услышит ли девушка. Вообще-то это мало волновало его. Ему просто хотелось, чтобы волшебное мгновение длилось вечно. Будто во сне, он подошел к краю моста и сел, бесстрашно свесив ноги вниз. Рядом неслышно опустилась Лиля. Герка, не глядя, нащупал ее ладонь и сжал своей, не в силах словами передать то всепоглощающее чувство благодарности, которое он сейчас испытывал к девушке, открывшей ему глаза. Монета давно спряталась в свободной руке, а Герка по-прежнему видел непередаваемое, величественное, волшебное. Две человеческих фигурки просидели на мосту вечность, может быть, даже несколько — две или четыре вечности. Им казалось, по крайней мере казалось Гере, что солнце проносится по небосводу, и спицы его огненной колесницы посылают в глаза юноше солнечных зайчиков. Понимая, что, когда чары рассеются, подобно порванной ветром туманной кисее, он не сможет найти слова, чтобы выразить, насколько странно и божественно было увиденное, Герка впитывал каждую секунду этого нового состояния. Стремился отпечатать его в памяти со всей возможной четкостью. Если бы подобное зрелище открылось вам, будьте уверены, у вас бы перехватило дыхание. Потому что прозрение случается только раз в жизни.
— Вот такой он, мой мир, — сережки в бровях Лили предательски звякнули, когда она попыталась украдкой вытереть глаза. — И если ты еще раз назовешь его дерьмом, то недосчитаешься передних зубов. Я уже говорила тебе, ты не ценишь подарки судьбы, Герка. Ты видишь только плохое, и в этом твоя беда. Конечно, плохое видеть проще, а иногда даже приятнее. Но ты ведь не такой, Герка! Тебе не нужно оправдывать свое паскудство тем, что все вокруг сделано из дерьма. Ты не сволочь, не пессимист. Тебе просто нужно привыкнуть к этому миру и научиться видеть его светлую сторону… понимаешь?