Проигнорировав просьбу, судица с ожиданием уставилась на юношу. Переспрашивать, кто такой «он», было бессмысленно, и Герка со вздохом предъявил руку с примотанным к запястью пятачком. Словно светящуюся печать на входе в ночной клуб. Узкие губы судицы разрезал остренький язычок, когда монета застенчиво блеснула на солнце. Ружа глядела на нее точно сорока — с одной стороны, желая поскорее утащить яркую штуковину к себе в гнездо, с другой — обоснованно опасаясь нехороших последствий. Разочарованный вздох вырвался из ее груди, когда Герка раздраженно спрятал руку за спину.
— Ты ведь не отдашь его мне, верно?
Герка кивнул.
— Даже если я очень попрошу и пообещаю кое-что взамен? — Полувопрос-полуутверждение, в котором, однако, крылась робкая надежда.
— Нет.
Устав от пронизывающего голодного взгляда судицы, Воронцов стянул с головы бандану и намотал ее на запястье, скрыв вожделенный артефакт под красной тканью.
— Подумай хорошо, Герман, — не унималась Ружа, — я ведь далеко не самая плохая партия…
Навязчивость судицы не просто утомляла. Она раздражала, взбешивала, доводила до исступления. И только память о том кратковременном ужасе, что вызывали в нем сестры этой молодой старухи, заставляла Герку воздержаться от резких слов в ее адрес. Он промолчал.
— Они ведь могут и заставить тебя. Не отдашь добром, так Остен силой взять не погнушается, — сожаление в голосе Ружи казалось почти искренним. — В конце концов, не ты первый… Есть много разных способов, недобрых, нехороших, сулящих крупные неприятности тому, кто применит их к законному хозяину. Но даже после них можно очистить удачу. Отсеять проклятие, как сито отсеивает крупные фракции ила, грязи и камней, оставляя чистейший золотой песок. Будь уверен, Остен вынудит тебя прийти к нему…
— Надо же! И каким это образом?
— Твоя семья. Мать, отец, младшая сестра. Лиля, в конце концов. Ты ведь даже не подумал, что они могут с ней что-то сделать, верно?
— Плевать мне на Лилю! — запальчиво выкрикнул Герка. Слишком поспешно. Чересчур яростно.
— Ой ли?
И поскольку Герка пока еще не достиг того порога, за которым люди приобретают не очень красивое, но такое необходимое умение — врать в глаза собеседнику, он отвел взгляд. Да, он врал. Судице, самому себе, летнему ласковому солнцу, всему миру. Ему было не плевать. Но он все еще отказывался в этом признаться.
— Что же раньше мешало ему пригрозить моей семье?! К чему тогда вся эта комедия?!
— А кому захочется с утра до ночи возиться с ситом, стоя по пояс в ледяной воде, просеивая тонны пустой породы, когда можно взять золото прямо из банка?
— И что… что они теперь сделают с Лилей?
— Может, и ничего…
С надеждой вновь посмотрев на судицу, Герка наткнулся на ехидную улыбку.
— …но, скорее всего, убьют самым жестоким образом. В назидание потомкам, так сказать… — Ружа попросту издевалась, дразнила его. — Ладно, не бледней, а то удар хватит, — голосом добродушной бабушки проворчала она. — Мои дуры-сестры сказали верно: кривые дорожки и звериные тропы почему-то вновь и вновь выводят тебя на шоссе, ведущее в нужном направлении.
— Ваши сестры заодно с ними! — бросил Герка сердито. — Все и всё, с чем я сталкивался в последнее время, на поверку оказывалось каким-то фарсом… Почему я должен верить их словам?
— Заодно с кем? С Остеном и его помойными крысами? — Тонкие брови удивленно поползли вверх. — Брось, Герман. Жива и Обрада, конечно, дуры, но дуры честные. Они действительно сказали тебе все, что могли. И они действительно защищали тебя. Не их вина, что они оказались пешками на чужой доске… Конечно, могли бы и догадаться, но я же говорю — дуры! Их оправдывает только то, что с нами такое нечасто бывает. И будь уверен, и Остен, и этот хорек Швец недолго будут ра…
— Зачем вы здесь? — бесцеремонно перебил ее Гера. Знал, что рискует, но все же перебил. — Вы ведь не думали, что я вот так, за здорово живешь, подарю вам артефакт?
Женщина отложила дудочку и поменяла позу, сделав это настолько плавно, будто перетекла из одного состояния в другое. Опершись ладонями на край крыши, судица наклонилась к Герке, отчего из-за просторного ворота вывалилось тяжелое монисто. Воронцов против воли залюбовался висящими на толстой цепочке монетами разных номиналов, чеканок, стран и даже времен. Завороженный магнетизмом украшения юноша сумел оторвать от него взгляд, только когда Ружа ревностно прикрыла монисто ладонью.
— Нет. Но ты все равно отдашь его мне, Герман. Отдашь добром, безо всякого принуждения, и уже совсем скоро. Не сегодня… впрочем, ты прав, я здесь не для этого. Я здесь для того, чтобы дать тебе уверенность!
Молчание Геры красноречиво показывало, что он обо всем этом думает.
— Давайте, че! — наконец развязно предложил он. — Вы ее в подарочную упаковку завернули?
— Осторожно, Герман. Я ведь могу убить тебя не из-за твоего артефакта. И чем больше ты хамишь, тем чаще я задумываюсь, а стоит ли мне отказывать себе в таком удовольствии?
Она хмуро сверлила Воронцова глазами. Так смотрит коршун, выискивая курицу пожирнее, — взглядом профессионального убийцы, в котором нет места ничему личному. Чувствуя, как немигающие глаза проделывают в нем зияющую, кровоточащую дыру, Гера выдавил:
— Простите… не хотел…
— Хотел, Герман, конечно, хотел. Но я не стану заострять на этом внимание, иначе кое-кто может пострадать…
Внезапно, без перехода она вновь рассмеялась так безумно, что позавидовала бы иная гиена.
— Ну вот видишь? Видишь? Ты снова купился! — Хохот прервался так же резко, как начался. — Почему ты извиняешься? Я напугала тебя?
— Есть немного, — признался Герка. — Просто я видел, на что способны ваши сестры…
— А ты видел, на что способен Оба-на? Да этот вонючий бомж уделал моих идиоток-сестер, как Создатель уделал черепаху! Для него свернуть твою цыплячью шею не сложнее, чем воды выпить! Почему, как ты думаешь, он не сделал этого?
— Швец…
— Этот гнусный хорек приполз позднее! И, честно говоря, своим появлением спас весь их театр. Сборщики ведь не знают, с какой стороны к тебе подойти. Эта монета — она же не просто подкидывает тебе кошельки и попутки. Она защищает тебя. Ты источник ее жизни, и она не даст тебя в обиду, покуда это в ее силах. А сил у нее… ну, думаю, тебе уже не раз делали комплименты по этому поводу.
— Вы еще скажите, что я бессмертный… — все еще недоверчиво вполголоса пробормотал Воронцов.
— Не подумаю даже. Есть довольно толстая грань между уверенностью и самоуверенностью, только отчего-то многие не желают ее замечать. Первая поможет тебе выжить. Вторая — убьет быстрее, чем ты крикнешь «Мама!» Мне бы хотелось, чтобы ты был уверенным, понимаешь меня?
Воронцов предпочел промолчать, но кивнул так активно, что чуть не клацнули зубы. Все-таки источаемая судицами угроза пополам с агрессией были пострашнее всего, что Герке довелось увидеть. Ну почти всего.