— Зачем ты сделал это? Ведь я хотел тебя убить, а ты спас мне жизнь!
— После поймешь, — сказал Юлиан, мягко высвободился и повернулся. Его отец стоял на углу и растерянно смотрел на него и на Гордона. Должно быть, он видел, что сделал Юлиан, и так же мало понимал, как и Гордон. В правой его руке что-то серебристо поблескивало.
Юлиан обежал вокруг хижины. Изо всех щелей валил дым и вырывалось пламя, жара даже здесь, снаружи, была уже почти нестерпимой. А старик оставался там, внутри, и, может быть, был еще жив!
Между тем к хижине сбежалась толпа народа. Все бестолково кричали, но никто не предпринимал ничего, чтобы потушить пламя или хотя бы посмотреть, не осталось ли в огне людей. Юлиан пробился сквозь толпу зевак, но когда увидел дверь, сомнения одолели и его. Из обуглившегося проема валил густой дым, вырывались языки пламени и вылетали раскаленные добела искры. Войти внутрь было бы равносильно самоубийству!
Некоторые зеваки из толпы, видимо, были того же мнения, они протягивали руки, пытаясь удержать Юлиана.
Он отмел тянувшиеся к нему руки, послушался внутреннего голоса, а не рассудка, твердившего ему то же самое, что и люди за его спиной, и, нагнувшись, нырнул в дверной проем.
Воздух был настолько раскален, что сразу стало больно коже. Он не мог дышать и двигался вслепую, но потом наткнулся на темную груду на полу и присел на корточки.
Заслоняясь левой рукой от огня, правой он перевернул старика на спину. Черное одеяние чародея горело во многих местах, но это было еще не самое худшее. Видимо, при падении острый, как бритва, осколок зеркала вонзился ему в грудь.
Он был еще жив. Глаза оставались открыты, но взгляд помутнел, и Юлиан понял, что перед ним умирающий. Но все же он взял старика за плечи и попытался подтащить к двери.
— Нет! — простонал старик. — Оставь это.
— Не бросать же вас в огне! — в отчаянии сказал Юлиан и закашлялся, сбивая с себя пламя.
— Я все равно умру, — еле слышно простонал старик. — Спасайся, пока можешь. Быстро!
Последнее слово он исторг из последних сил. Юлиан увидел, что больше ничего не сможет сделать. Своей гибелью он не поможет этому старому человеку.
— Беги! — еще раз крикнул старик. — Пока не поздно!
И Юлиан побежал. Он даже не пытался добраться до двери, потому что сплошная стена огня преграждала ему путь. Вместо этого он со всей силой обрушился на стену, молясь про себя, чтобы доски и здесь оказались такими же истлевшими, как на противоположной стене.
И его молитва была услышана. Вместе с горящими обломками Юлиан вывалился наружу, упал, с трудом поднялся на ноги и даже проковылял несколько шагов, прежде чем снова упасть, на сей раз для того, чтобы просто отдышаться, кашляя, хрипя и превозмогая боль в легких.
Все плыло у него перед глазами, на теле не было живого места, а располосованная ножом правая рука сильно кровоточила. Но он все же отдышался и посмотрел вверх. И в тот же миг понял, что слова умирающего старика «пока не поздно» относились вовсе не к горящей хижине. В небе над ярмаркой раскрылись врата ада.
По небу протянулась ломаная линия, похожая на застывшую молнию. Но линия эта была не бело-голубого цвета молнии, а тлела зловещей, мрачной краснотой. На три секунды этот разлом застыл в небе неподвижно.
Потом небо распалось.
Разлом раскрылся, как рана, и оттуда с чудовищным шипением вырвался красный свет. Одновременно небо вокруг погасло, будто этот красный нарыв выпил из него весь цвет и свет. Все развивалось очень быстро и было исполнено какой-то жестокой красоты, так что Юлиан не в силах был отвести глаз.
Но он был, видимо, единственным, кому это открылось. Публика сбегалась к горящей хижине, нашлось даже несколько энергичных людей, которые принялись поливать водой соседние строения, чтобы пламя не перекинулось на них. Саму хижину уже нельзя было спасти, ей оставалось гореть всего несколько минут. И никто из всех этих людей, похоже, не замечал страшного небесного явления!
Какой-то мужчина поднял Юлиана с земли и поставил на ноги.
— Боже правый, мальчик! — ахнул он. — Ты не ранен?
Но Юлиан отстранил руку мужчины, протянутую ему для помощи, и продолжал смотреть на небо. Трещина разлома расходилась все шире. Теперь к красному свету примешивались языки пламени, между которых можно было заметить какие-то темные предметы, падающие на землю в виде бесформенных кусков свернувшейся тьмы.
— Отец! — прошептал он. — Что ты наделал?
Мужчина, видно, неправильно истолковал его слова и повернулся к горящему дому:
— Твой отец? Он... там?
Юлиан все еще не мог оторвать взгляд от ужасного явления. Да как же они не видят, что происходит? Неужто только он один здесь понимает, что случилось?
Судя по всему, так оно и было.
— Мне очень жаль твоего отца, мой мальчик, — с состраданием сказал мужчина, который помог ему. — Но ты можешь...
Юлиан закричал на него:
— Это не мой отец! Неужто вы не видите, что происходит?! Проклятье, да бегите же! Бегите или вы все погибнете!
Мужчина решил, что боль за погибшего отца помутила рассудок мальчика.
— Пожалуйста, успокойся, — сказал он. — Я тебя понимаю, но тебе теперь придется...
— Ничего вы не понимаете! — заорал Юлиан. — Вы все ничего не понимаете! Вы все умрете, если не убежите сейчас же!
Он отступил на несколько шагов и стал хватать прохожих.
Уходите! — кричал он. — Бегите, спасайтесь!
Но получал в ответ только пинки и насмешки. Разрыв на небе между тем становился все шире, но никто, кроме него, не видел смертельной опасности, которая назревала над толпой.
Внезапно из трещины небосвода сверкнула мощная молния, ломаная линия белого огня устремилась к земле и с шипением ударила в лужу. Никто не видел эту молнию, но мощное облако пара, взвившееся вверх, было хорошо заметно. Какая-то женщина с испуганным криком отскочила в сторону, другие остановились и в полном недоумении смотрели на лужицу, которая без всяких видимых причин начала кипеть.
Мощный удар грома сотряс небо, и в ту же секунду полил ливень. Юлиан глянул вверх и увидел, что дождь льется из этих ужасных врат ада. И был он горячий. Не теплый, а горячий.
Люди подняли крик. Никто из них не заметил ни красного света, ни молнии, лишь дождь вызвал всеобщее бегство.
Но многие из них бежали к своей погибели.
Юлиан видел, как надвигается беда, но был не в силах что-либо предпринять или хотя бы предостеречь людей —да и кто бы его услышал?
Следующая молния взорвалась о крышу палатки и подожгла ее.