Бумага выглядела очень старой. Толстая, плотная, с коричневыми заломами и надрывами по краям. Алисе сразу бросилось в глаза, что лист покрыт множеством записей, идущих вкривь и вкось, частично густо замаранных чернилами, частично просто зачеркнутых. Это, да еще множественные почеркушки, словно автор не в силах выразить мысли словами, пытался воплотить их в рисунке, сразу наводило на мысль о черновике. Примерно так выглядели черновики Пушкина, которые Алисе довелось видеть в музее. Только здесь почерк был совершенно иным: витиеватым, с размашистыми заглавными буквами и неровной, пляшущей ритмикой строк. Человек писал то ли в спешке, то ли в сильном нервном возбуждении.
— Это…
— Да, это тринадцатая центурия Нострадамуса, — тихо произнесла Радмила, не отрывая взгляд от бумаг. — Здесь только часть, остальные катрены или утеряны или… тоже недоступны.
— Но… — Алиса склонилась над листом, попыталась вчитаться. Ничего не вышло. Похоже, написано было на старофранцузском. — Если это не подделка, то вы с ума сошли! Держите уникальный документ шестнадцатого века вот так запросто, в столе, в доме, где на дверях даже замка нет? Кто угодно может войти и украсть его! Даже дети могут из баловства испортить!
Радмила покачала головой.
— Вы ошибаетесь. Кто угодно сюда войти не сможет. Даже я смогла войти сюда только потому, что была с вами.
— Со мной?
— О вас сказано в пророчестве. Вы должны были появиться. Вы смогли войти в этот кабинет, потому что должны были увидеть пророчество. Вы сможете войти куда угодно, если там хранятся катрены, потому что вам суждено их увидеть.
Алиса еще раз попыталась прочесть катрен, в который упирался пухлый палец хозяйки гостиницы, но смогла опознать только отдельные слова. Подняла вопросительный взгляд на Радмилу. Та прикрыла глаза и продекламировала давно и хорошо заученные слова:
— В лето 1999 года Царь Света спрячет свой лик. Во тьме зачата будет дочь дерева и металла. Ей будет дана сила обращаться к сердцам людей и претворять слова в дела. Великий дракон возжаждет обновить чешую, и в этот год, ведомая рукою сына огня и металла, явится она к Верным утерянному знанию. Дано ей будет собрать воедино камни, что разбросал ее предок. Тем засохшее дерево обретет новую листву.
Алиса помолчала, ожидая продолжения, не дождавшись, осторожно спросила:
— И что это значит?
— Это о тебе.
— В смысле, я — эта самая дочь дерева? — Алиса не удержалась и фыркнула. — Какая чушь! Да с чего вы взяли?
Радмила выглядела несколько растерянной.
— Я… не знаю точно. Так сказал брат Сим.
— Ах, так это все затея Сима! — Алиса выругалась. — Ну, он у меня получит! Дай только вернуться! Что он вам еще наплел обо мне?
Радмила убрала в стол бумаги и вздохнула:
— Ох, ну как так можно? Я думала, он вас подготовил. А получается, он перекинул все на мои плечи! Но я даже не представляю, как это сделать?
Алиса хотела сказать, что и не надо в таком случае ничего делать. Роль избранной в непонятной мифологии группки сектантов ее не привлекала. Но тогда ей так и не узнать, что здесь происходит. Остаться наедине с собственным неудовлетворенным любопытством Алиса не рискнула.
— Может быть, расскажете все по порядку? Я совершенно ничего не понимаю.
Данила
Я вытолкал мотоцикл на площадь и покатил его к противоположному переулку: оттуда было ближе всего к выезду на дорогу к Княжево. Толкать двухсоткилограммовый аппарат — не особо веселое занятие, но запускать мотор в границах деревни луддитов было бы, наверное, слишком нагло. Побить не побьют, а вот назад могут и не пустить.
Возле колодца я притормозил перевести дух.
Сидящая на скамеечке девушка подняла на меня взгляд. Я не нашел в себе сил удержаться и, совершенно неприлично вытаращив глаза, произнес «Вау!»
Девушка была невероятно, невозможно красива.
— Извините мои грубые манеры. Не удержался, увидев такую красавицу. Я вас не сильно побеспокою, если попрошу ведро…
Девушка бросила взгляд на ведро, стоящее рядом на скамейке, взялась за дужку.
— Не побеспокоите совсем. Это ведь моя обязанность — подносить всем страждущим воду.
— Странно у вас тут распределяют работу. Что бы доставать воду из колодца необходимо быть первой красавицей на селе?
Девушка печально улыбнулась:
— Это традиция. Летняя невеста должна неделю перед свадьбой поить всех водой из своих рук. Такая вода дарит здоровье и счастье.
Она протянула мне ковш.
Вода показалась мне необычайно вкусной. И такой холодной, словно только что из морозильника.
— Значит, вы невеста? — переводя дух между глотками, спросил я красавицу. — Честно говоря, по вам не скажешь. Не выглядите счастливой.
Девушка молча уставилась в землю.
— Да вас, похоже, не по вашему желанию выдают замуж? Я прав?
— Н-нет, — ответила она, по-прежнему не поднимая глаз. — Я согласилась сама. Так правильно.
— Ни фига не правильно! Да что у вас тут, домострой, что ли? Что, родители выдают замуж, а ты его не любишь?..
— Эй, парень!
Я обернулся на окрик.
К нам спешил высокий, еще сохранивший былую стать, но старый мужчина. На изрезанном глубокими морщинами лице сердито сверкали не потерявшие яркости синие глаза. Родственник? Наверное. Отец или, скорее, дед.
— В чем дело?
— Дело? Это ты скажи! Ты почто невинную девицу смущаешь?
— Я с ней просто разговариваю…
— Знаю я ваши разговоры! Вы в городе своем совсем стыд потеряли! Ты здесь гость не званный, вот и веди себя скромно! На чужое не зарься!
— Дед, ты что несешь? — Я почувствовал, как где-то за глазами разливается бешенство. — Ты девчонку против ее воли замуж выдаешь! Считай — продаешь! И ты мне будешь за мораль речи толкать?
— А ты ее спросил? — Старик надменно скривился. — Сашенька, ну-ка скажи этому герою, против воли тебя выдают?
Девушка подняла на мгновение взгляд, посмотрела на меня, потом на старика. Тихо но твердо ответила:
— Я сама дала согласие. Никто не заставлял. От слова своего я не откажусь.
— Ну, убедился? А теперь уходи. Тебя здесь никто не рад видеть. Терпим только потому, что ты привез Избранную. Но лучше тебе наше терпение не испытывать!
Я пару мгновений молча сжимал и разжимал кулаки, борясь с собой. Эх, если бы передо мной сейчас стоял ровесник, крепкий мужик! Или лучше двое! Но не бить же эту дряхлую развалину?
«Не лезь в чужой монастырь! Забыл, что здесь кругом одни сиды? Расплавят ведь, нафиг, как твои гаджеты! В конце концов, девчонка сама отказалась от помощи. Можно потом с ней наедине поговорить. Если дед не будет давить, может и решится на что. Тогда отвезу ее к нам, спрячем, документы выправим…»