— Земную, — брезгливо поморщился Коготь. — Самую низшую.
— Вещи, которые они делают, обычно зачарованы, — продолжал Глеб, не обращая внимания на скептицизм товарища, — и несут в себе Силу. Потому-то изделия гномов высоко ценятся.
— А уж заговоры предметов, это и вовсе детские игрушки. Даже Одноживущие ведьмы брезгуют этим заниматься.
— Как же он мне надоел! — вздохнул Тролль, отставил дубину, сгреб мага в охапку и поднял над головой, делая вид, что готов зашвырнуть товарища в пучину.
— Эй! — завопил Коготь, беспомощно дрыгая ногами в воздухе. — Поставь меня на место!
— Ладно, сноб! Не буду подмачивать твою репутацию. — Великан аккуратно опустил Когтя на палубу. — Но смотри, в следующий раз можешь оказаться в воде. Ты хоть плавать-то умеешь?
Надувшийся маг промолчал, игнорируя присутствие Тролля.
— Не умеешь, наверное, — решил гигант, не дождавшись ответа. — Но ты за свой посох цепляйся. Он у тебя деревянный, может, и выплывешь.
— Ладно, хватит, — сказал Глеб. — Вечно вы ругаетесь…
Гномы на берегу подбирали деревянные сходни, разбирали их на доски, заносили на корабли, укладывали штабелями на палубах. Развязывали отсыревшие канаты, сносили в трюмы. То тут, то там мелькал среди сородичей Свертль, на ходу отдавал приказы, и вновь куда-то исчезал, с тем, чтобы опять где-нибудь вынырнуть, проконтролировать, распорядиться…
— Ну, что, — сказал Глеб, разглядывая прощальную суету на берегу, — у нас есть еще несколько минут для того, чтобы сойти на землю, прогуляться. Кто со мной?
— Я только что оттуда, — сказал Тролль. — Пойду-ка лучше в камбуз. Говорят, у них здесь повар хороший. Поем, потом дождусь отплытия и сразу на боковую.
— А ты Коготь? Со мной?
Маг колебался лишь мгновение.
— А чего я там не видел?.. Пожалуй, я тоже ознакомлюсь с камбузом. А то живот что-то подводит.
— Ну, как знаете. Смотрите только, за обедом друг друга не проглотите.
Тролль усмехнулся:
— Костлявый он больно. Подавиться можно.
Коготь тоже не смолчал:
— А ты волосатый.
— Ну вот, опять началось, — пробормотал Глеб, расталкивая в стороны друзей, словно рефери сцепившихся в клинче боксеров.
Проводив товарищей к камбузу, он сошел на дебаркадер, спрыгнул с него на землю. Тотчас рядом возник неугомонный Свертль.
— Куда собрался?
— Просто пройдусь.
— Далеко не заходи. Скоро отчалим. Перед самым отплытием ударим в колокол.
— Я здесь буду. На виду.
Гном кивнул, обернулся и куда-то заторопился, перешел на бег. Глеб проводил его взглядом. Свертль взлетел на пристань, подбежал ко второму кораблю, заговорил с капитаном, перевесившимся через борт. Наблюдать за ними было неинтересно, и Глеб отвернулся.
Он медленно побрел вдоль полосы прибоя, незаметно для себя все дальше и дальше уходя от кораблей. Ковырял ногами зализанный волнами песок, наклонялся, поднимал витые спирали ракушек. Прикладывал к уху, слушал их ровный гул. И, с силой размахнувшись, зашвыривал назад в море.
Жалобно, тоскливо кричали розовые чайки. Вились над головой, словно стервятники.
«А здесь все и есть стервятники, — подумалось вдруг Глебу. — Каждый».
Большие черные валуны и скала, торчащая из-под воды, загородили корабли, заслонили собой суету на берегу, и Глеб сел, повернувшись лицом на восток, прикрыл глаза и подставил лицо солнцу. Ветер подхватывал мелкие брызги, играя, швырял их человеку в лицо, но Глеб оставался недвижим. Он чувствовал вкус соли на губах.
Горечь…
Он вдруг вспомнил, как боролся с морем в самом начале этой жизни. Как барахтался, выбиваясь из сил. Как море хотело убить его, но он все-таки выплыл, все же победил стихию, одержал верх.
И море выплюнуло его.
Побрезговало.
Вновь Глеб вспомнил гоблинов. Вспомнил Лес. Увидел Уота, живого, подвижного, любопытного. Влюбленную Лину… Шамана — почему же он такой огромный?..
Как давно все это было!
Море шипело, вороша гальку, набегая на песок, а Глебу казалось, что это шумит лес…
Когда вдалеке зазвенел колокол, Глеб поднялся, развернулся и пошел на запад. На закат. Туда, куда каждый вечер скатывается дневное светило. Туда, куда каждое утро отступает ночь.
«Почему, — подумал он, — я постоянно иду на запад?»
«…сгорел, наткнувшись на Солнце…»
«Неужели я действительно догоняю солнце?»..
Он вышел из-за скалы и увидел дорогу, деревню и таверну, стоящую на отшибе. Перелески и далекие горы, вершины которых словно вымазаны сметаной. Длинный помост причала, уходящий далеко в море — горизонт исчез, слился синевой с морем, и на мгновение Глебу показалось, что причал под странным углом уходит прямо в небо. Он сделал шаг, и потрясающая иллюзия тотчас исчезла.
Впереди были корабли и дебаркадер.
На палубе кто-то размахивал руками. Кричал, но что — не разобрать. Впрочем, и без слов было понятно, что его торопили.
Глеб перехватил копье и побежал к кораблям, все быстрей и быстрей. Песок летел из-под ног. Хрумкал обкатанный морем гравий. Хрустели, ломаясь, ракушки. Ветер швырял в лицо горькие брызги.
Через минуту он был на палубе корабля.
— Убрать трап! — прогремел недовольный голос с капитанского мостика. — Отдать концы!
Упали с рей паруса, громко захлопали, ловя свежий ветер, выгнулись. Закачалась палуба под ногами, и тотчас слегка закружилась голова.
Берег неохотно поплыл прочь.
4
Три дня прошло с того момента, как два двухмачтовых судна, глубоко осев под тяжестью груза, покинули Серебряную бухту.
Попутный ветер гнал корабли на запад. Слева по борту, в легкой туманной дымке, виднелись далекие вершины протяженного горного хребта, а справа расстилался безбрежный волнующийся океан. Было тихо и спокойно. Лишь чайки скрипучими визгами нарушали умиротворенность раннего вечера.
Глеб начинал скучать. За три дня морского путешествия не произошло ни одного значительного события. Только однажды далеко на севере показался гигантский морской змей. Свернувшись в кольца, он спокойно лежал на воде и не обращал абсолютно никакого внимания на корабли. Заметив интерес Глеба, капитан Рукх, одноглазый, со смоленой косичкой на затылке, сказал:
— В это время года они не нападают. Только если их ранить или сильно напугать. А вот по весне, бывает, бросаются на все, что проплывает мимо. Обовьется такой вот вокруг корабля, хвостом реи посшибает, зубами в борт вцепится и грызет дерево, грызет. Правда, шума они очень боятся. Не любят. Если как следует загреметь, закричать громко, то он все бросит и нырнет… Но может лишь еще больше разозлиться. Вот тогда его уже и громом не отгонишь. Страшный зверь!..