— Но, как я понял, Двуживущие не приносили жертву?
— Да. Двуживущие пришли в Мир после того, как родилась Первая Ночь.
— Ты веришь всему этому?
— Это легенда, — произнес Уот, и Глеб не стал уточнять, что именно хотел сказать гоблин своим ответом.
— И сегодня должен пойти дождь, — добавил гоблин, поднимаясь на ноги. — А с Мудрейшим я поговорю.
2
Даже в тени было жарко. На небе, видном сквозь прорехи в кронах деревьев, не было ни единого облачка. Светило яркое солнце, повсюду расплескивая живые пятна: по земле, по стволам, по листве…
— Скоро пойдет дождь, — сказал Уот, подняв голову к ясному небу.
Глеб не стал спорить, только чуть пожал плечами.
Они находились в самом центре селения гоблинов. Кругом чернели открытые лазы подземных жилищ. Уже почти все жители выбрались из землянок на вольный воздух и стояли кучками, сгрудившись по интересам: галдящая рыхлая толпа детей, женщины, ведущие непрерывные разговоры, молодые воины с копьями в руках, молчаливые старики, углубившиеся в собственные думы, в видения прошлого, в воспоминания…
— Сегодня пойдет дождь! — исторглись из чрева земли приглушенные слова. Глеб вздрогнул, не сразу сообразив, что это вещает шаман из своей землянки. Тотчас воцарилось молчание. Даже детишки в один миг притихли, посерьезнели. Гоблины вытянули шеи, напряглись.
— Солнце омоется влагой, и земля напитается кровью! — Шаман по грудь высунулся из землянки. — Сегодня День Большой Охоты! День Рождения Ночи! Наш день! — Большой гоблин неуклюже выполз из своей норы, и вновь Глеб поразился его габаритам. В правой руке шаман держал обтянутый кожей деревянный обруч, в левой — кость, очень похожую на человеческую берцовую.
— Руки наших воинов станут крепче! А враги ослабнут! — Шаман ударил костью по натянутой коже. Бубен загудел низко, басовито, и Глеб почувствовал, как замерло сердце, как задрожали мышцы, и мир перед глазами вдруг потерял четкость очертаний, растекся и поплыл куда-то…
— Крепче!.. Ослабнут!.. — нестройно подхватили гоблины слова Мудрейшего. И вновь кожаная мембрана заставила трепетать воздух.
— В охоте и войне добрые духи будут с нами!
— …добрые… с нами… — прокатился рокот.
— Зло падет на врагов!
— На врагов!..
Бубен грохотал все громче и громче. Все выше и выше возносил его пританцовывающий шаман, пока не занес над самой головой. Молнией мелькала выбеленная кость. Рокочущее эхо разносилось по лесу.
— Болезни и голод обойдут нас стороной!
— Стороной!..
— Чтобы обрушиться на врагов!
— На врагов!!! — скрипучие, хриплые, рыкающие голоса старались перекричать оглушительный гул бубна.
— Ветер и солнце, снег и дождь будут помогать нам!
— Нам!!!
— Убивать врагов!
— Врагов!!!
Глеб вдруг понял, что кричит вместе со всеми. Он остановился, с трудом поборов дрожь в теле, осмотрелся. Гоблины обступили его со всех сторон, они скалили зубы, и слюна текла у них по гладким подбородкам. Глаза их пугающе вывернулись. У многих из разверстых пастей вывалились длинные языки…
Яростно рычал бубен, рычал шаман, рычала толпа.
— Наши дети!
— Дети!!!
— Обретут силу!
— Силу!!!
— Дети врагов наших!
— Наших!!!
— Не проживут и дня!
— Дня!!!
Шаман изогнулся дугой, прогнулся назад, словно хотел встать на мостик, руки его бешено задергались, заходили так быстро, что слились с воздухом, растворились в нем. Кость-колотушка исчезла, превратилась в грохот, в гул, в гром.
Глеб, протиснувшись сквозь толпу, отошел в сторону. Ноги вдруг подкосились.
«…враги ослабнут!..»
И он, успев схватится за ближайший ствол, соскользнул по нему на траву. Никто не обратил внимания на упавшего человека.
Шаман, брызгая слюной, рычал уже что-то совершенно нечленораздельное. И толпа повторяла его интонации. Он вытанцовывал уродливые па, и гоблины копировали его ломаные движения…
Стало темно. Или это просто потемнело в глазах?
Глеб поднял голову. Невесть откуда взявшаяся иссиня-черная туча закрыла солнце. Сверкнула молния.
Берцовая кость.
Грохотнул гром.
Бубен.
Голова кружилась, кружился лес, кружились зеленые, вдруг потемневшие, кроны. Мелькали ожившие стволы. Качалась земля.
Что-то ударило его в лоб. Звонко, больно. Он едва не потерял сознание, через силу поднял руку. Под ладонью была влага. Кровь? Глеб поднес руку к глазам… Нет. Вода.
Дождь.
Еще одна тяжелая капля зарылась в волосы. Другая клюнула в глаз, потекла слезой по щеке. Глеб утер ее, окончательно приходя в себя.
Уже не так громко стучал бубен, и шаман не плевался сдавленными гортанными звуками. И кое-кто из гоблинов уже в изнеможении валился на землю, на корни, под деревья, в кусты, а те, что еще держались на ногах, качались от усталости, готовились рухнуть в забытьи.
Высоко в небе, путаясь в клубящейся тьме, вспыхивали молнии. Прокатывался гремучей жестью гром. Оттуда, сверху, от тучи, тянуло свежестью.
Камлающий шаман прохрипел что-то, и бубен выпал из его руки под оглушительный громовой залп. Отлетела в сторону кость-колотушка. Шаман замер на мгновение — белки невидящих глаз вывернуты, распахнутая пасть исходит пеной — качнулся вперед и упал на землю.
Хлынул ливень. Прошелестел по листве крон, ободрал по пути листья и обрушился на траву. Заскакали, запрыгали капли, словно мириады прозрачных насекомых. В одно мгновение возникли из ниоткуда лужи, вскипели пузырями…
Глеб, глупо улыбаясь, смотрел вверх.
«А ведь они оказались правы, черт возьми! — восторженно думал он. — Дождь все-таки пошел!»
3
Шаман пришел в себя, когда дождь уже заканчивался.
Гоблины окружили Мудрейшего и молча ждали, когда он откроет глаза. В отдалении стоял насквозь вымокший Глеб.
— В этот день всегда идет дождь, — негромко сказал Уот, приблизившись к человеку.
— Вы вызвали его? — спросил Глеб.
— Кого?
— Дождь. Грозу.
— Вызвали? — удивился молодой гоблин.
— Камланием. Своей магией.
— Мы ничего не делали.
— Но как же? Я все видел.
— Что именно?
— Ну… Бубен, выкрики, танец…
— Разве этим можно вызвать дождь?.. — совершенно искренне удивился Уот. — Кажется, Мудрейший вернулся. Сейчас он будет обходить жилища, а потом я поговорю с ним о тебе.