Глеб ежился возле плохо горящего костра, когда из леса вышла толпа незнакомых гоблинов. Изможденные и промокшие, они встали на дальнем краю селения и стали озираться, тихо переговариваясь. Их было много. И морщинистые старики с побуревшей кожей, и покрытые шрамами воины, и уставшие до изнеможения женщины, и тихие испуганные дети. Глеб затаился за кустами, прикрывающими его шалаш, и стал наблюдать.
Гоблины долго топтались в нерешительности, затем один из них, по-видимому предводитель, вышел в центр поляны и что-то громко гортанно прокричал. Тотчас приоткрылся люк одной из землянок, оттуда выглянул кто-то знакомый — вуаль дождя не дала увидеть, кто именно, — он тоже закричал что-то, и захлопали крышками лазы, и на улицу под моросящий дождь полезли из-под земли гоблины, и крики заглушили шепот дождя, и непонятно было, чего в этих криках больше — горя или радости. Гоблины обнимались, плакали, взрыкивали, галдели и наперебой говорили. Глеб ничего не понимал.
Выкарабкался из землянки гигант-шаман. Он подошел к предводителю пришельцев и протянул руку. Гомон стих, все смотрели на негромко разговаривающих вождей.
Шаман и предводитель закончили короткую беседу, обнюхали друг друга и склонили головы. Сразу все радостно загалдели и стали кучками разбредаться по деревне.
Глеб выпрямился и вышел из-за кустов.
Его заметили не сразу. Вскрикнула женщина, несущая за спиной спеленатого младенца, и мгновенно незнакомые гоблины напряглись, выставили перед собой оружие, оскалились на человека, и в их глазах Глеб увидел страх. Страх загнанного в угол зверя.
Он растерянно остановился, не зная, как вести себя дальше.
Недовольно зыркнул на него шаман, махнул рукой — мол, уйди пока, и заговорил с новоприбывшими. До Глеба доносились лишь обрывки фраз:
— …наш… он один… уйдет… нет, не надо… без злобы… нет… не надо… я сказал…
Гоблины настороженно косились на человека, но копья опустили. Шаман еще что-то говорил, обращаясь больше к предводителю, но Глеб уже ничего не слышал. Он пошел к своему шалашу. Костер погас, дрова промокли, настроение испортилось окончательно, и Глеб принялся старательно затачивать плоским шершавым камнем наконечник своего копья. Поглощенный этим занятием, он не заметил, как к нему, бесшумно ступая, приблизился шаман.
— Надо поговорить, — сказал он, и Глеб вздрогнул от неожиданности.
— Садись, — Глеб отложил копье и подвинулся, освобождая место под навесом. Нечасто шаман удостаивал человека своим визитом, а тем более общением.
Гоблин сел, помолчал, потом вздохнул и заговорил:
— Ты много прожил с нами. Мы не дали тебе погибнуть, мы кормили тебя, мы дали тебе оружие, мы сделали из тебя воина… — Шаман выдержал паузу. — Но теперь ты должен уйти… Те, кто пришел… Это наши сородичи из племени, где был вождем мой троюродный брат. Люди уничтожили их деревню на равнинах, и они пришли к нам в Лес. Они мои братья, и я говорю, что ты должен уйти. Иначе я не ручаюсь за твою жизнь. И я не хочу раскола племени… Ты уйдешь завтра. Уот выведет тебя из леса… Ты человек, Двуживущий, и твое место там. Но помни свое обещание! — Шаман замолчал, тяжело дыша и клокоча горлом. — Я стар, но я вижу — и в этом моя сила. Бездеятельная сила. Я вижу пути этого мира, но не могу с ними ничего поделать. Выбрав путь, уже нельзя его изменить… — Он невесело усмехнулся. Глеб внимательно слушал сбивчивые слова шамана. — Я помогу тебе еще раз. — Гоблин поднял копье и стал гладить древко рукой. — Я сделаю дерево крепче камня, и железо будет ломаться о него, но обещай, что копье это никогда не пронзит гоблина.
— Хорошо, шаман, я обещаю.
— Я верю тебе… Странно, но я верю тебе, Двуживущий. Возможно потому, что у тебя есть цель… Завтра ты уйдешь… Прощай…
Старый гоблин поднялся, опираясь на копье, и беззвучно растворился во влажном лесу. Глеб долго смотрел в темноту кустов, туда, где скрылся шаман, и почему-то ему было жаль этого сгорбленного гиганта.
Город просыпался раньше, чем его жители.
Гремели ранние пустые трамваи, торопливо пробегая по рельсам, подмигивая светящимися окнами, по привычке открывая двери на пустых остановках, задерживаясь подолгу, словно надеясь, что кто-то вдруг появится, подбежит, впрыгнет в салон… Редкие автомобили летели по лужам на крыльях брызг. Спешили куда-то, торопились успеть, пока улицы свободны, не запружены сотнями, тысячами машин, пока стаи пешеходов не перебегают с одного тротуара на другой, держась рисованных полосатых дорожек. В утробе каждого автомобиля приглушенно играет музыка, светятся панели приборов, сонный человек цепляется за руль…
Глеб запахнулся в плащ, съежился и побежал к ближайшей остановке.
Рокоча, словно приближающаяся гроза, словно приглушенный гром, из-за угла выкатился трамвай, остановился, открыл дверь, дожидаясь пассажира, заманивая его в свой уютный, светлый, чистый мирок.
Глеб прыгнул на подножку, и трамвай, довольно урча, закрыл дверь и покатил вперед, быстро набирая ход.
1
Они ушли утром, когда густой белесый туман струился между деревьями и оседал росой на высокой изумрудной траве. Тучи плотно зашторили небо, но дождь прекратился, и только влага с ветвей деревьев тяжелыми каплями падала им на плечи.
Провожать их вышли двое: шаман и Лина, его молодая помощница.
Отдав Глебу заговоренное копье, шаман долго смотрел на Уота, и Глебу показалось, что старый гоблин знает что-то недоступное остальным.
— Идите! — махнув рукой, сказал шаман, развернулся и пошел прочь.
Лина подошла к Глебу и протянула маленький глиняный горшочек.
— Возьми, человек. Эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много. Так сказал шаман.
— Спасибо, — Глеб сунул подарок за широкий пояс кожаной куртки.
— Я хочу попросить тебя, человек, — смутившись, сказала Лина.
— Я слушаю.
— Нам стало тяжело без Древесного Топора. Лес признает нас, но все более неохотно, и я боюсь, что без магии Топора нам опять придется выйти на равнины. Шаман запретил мне говорить об этом с тобой, но я прошу тебя: если когда-нибудь ты встретишь Древесный Топор, верни его нам.
— Хорошо. Я запомню твои слова, Лина, — Глеб наклонился и поцеловал ее в низкий покатый лоб.
Девушка смутилась, искоса глянула на стоящего в отдалении Уота и быстрым шепотом сказала:
— Береги его. Шаман видел что-то, но не говорит, что именно. Он сильно постарел, сны его становятся мрачными, а сам он все больше молчит. Я боюсь, человек. Вам, Двуживущим, смерть не страшна, вы приходите сюда на ее поиски, вы заигрываете с ней… Береги Уота, человек. Я хочу, чтобы он вернулся.
— Хорошо, Лина. Может быть, и я когда-нибудь вернусь к вам. Но на всякий случай, прощай.
Он хотел поцеловать ее еще раз, но девушка отстранилась и легко подтолкнула его по направлению к молчаливо ждущему Уоту.