— Я говорил… — хрипел болтающийся на плечах Херберта Ларс. — Я предупреждал…
Он и сам понимал, что стал обузой. Но надеялся, что его опыт еще может им чем-то помочь. Он указывал на опасные места и высматривал впереди старую отметку. Ее все не было, а он так ее ждал.
Ночью они придумали еще один способ транспортировки. Из крепкого плаща, оружейных ремней и длинной веревки они смастерили приспособление, для которого в мире Яра не нашлось подходящего названия и которое Ларс тут же окрестил волокушей. Теперь обвязанный веревками Херберт тащил груду оружия по земле — так ему было легче. Иногда и Яр ложился на плащ, вытянув ноги и отрешенно уставившись в удивительное синее небо. Попадающиеся камни больно подныривали под его вялое тело, но он не обращал на них внимания, как не обращал внимания Ларс на отнявшиеся от долгого сидения ноги.
Они миновали множество странных объектов. Кратеры с желеобразной субстанцией на дне, которую Ларс обозвал протоплазмой. Овальные поля прозрачных кристаллов, отзывающихся на любой звук тревожным звоном. Скопища бесплотных огоньков, мгновенно гаснущих от прямого людского взгляда. Колоссальные темные призмы, от которых веяло холодом, — именно они в начале перехода виделись Яру как далекие черные точки. Проводник не мог объяснить, что это за чудеса. На все вопросы он отвечал одинаково:
— Это помойка… Древняя свалка…
К концу дня они набрели на один из запасников Ларса. Не заметить его было сложно: косой крест, выложенный из плоских белых камней на склоне невысокого холма, был отлично виден даже издалека. Херберт, следуя указаниям Ларса, откопал ржавый ящик, в котором нашлось немного еды и четыре бутылки с незнакомыми Яру этикетками.
Измученные жаждой люди свернули блестящие крышки слабыми дрожащими руками, жадно припали к горлышкам бутылок. И тут же, согнувшись, принялись отплевываться — напитки протухли. Зато бульон в мягкой упаковке прекрасно сохранился. Они разделили его поровну; первым пил Ларс, остаток достался Яру.
Что было ночью, они помнили смутно. Их поход продолжался. Обмякший Ларс лежал у сибера на загривке и периодически, кажется, порывался указывать, куда нужно идти. Яр то полз на четвереньках, то просился к сиберу на руки, то забирался на истрепавшуюся волокушу и, скорчившись, затихал, будто умирал.
Но он не ныл. Нет.
* * *
Утром они увидели птицу. Она ходила по фиолетовой луже, выклевывая из нее бурую слизь.
— Ворона, — выговорил Ларс.
— Птица, — возразил Яр, едва ворочая сухим языком.
Ларсу пришлось объяснять, что птицы бывают разные. Говорил он трудно, сбиваясь и путаясь.
— Это как чертовы комми… — задыхаясь, бормотал он. — Они все коми… Но есть «сэйи». Есть «лесды». Есть «чеггаи». Разные модели… А есть вороны. И голуби. И воробьи. Они разные. И они птицы. Все… Вот эта птица — ворона.
— А есть еще галки, канарейки и колибри, — важно добавил Херберт.
Яр дернул головой — это он так кивал. Пример с моделями комми был ему понятен.
— Ворона, — резюмировал он, — это такая модель птицы.
— Разновидность, — поправил его Ларс.
Они долго молчали, восстанавливая потраченные на разговор силы. Потом Ларс шевельнул рукой и сказал:
— Близко уже… Посмотри вперед.
Впереди возле самого горизонта темнела зубчатая полоска.
— Что это? — спросил Яр.
— Лес, — ответил проводник.
* * *
Вскоре им стало совсем плохо: то ли бульон все же оказался порченным, то ли кровь у них сделалась бледной и жидкой, как и предрекал Ларс. Они больше не разговаривали, только тяжело хрипло дышали, вывалив распухшие языки. Они то слепли, то глохли, им являлись видения, которые, возможно, видениями не были. Зуд сводил их с ума, но сил не осталось даже на то, чтобы почесаться.
Тем не менее, они медленно продвигались вперед.
Их тащил Херберт.
* * *
К концу дня дорогой крепкий плащ разорвался, волокуша развалилась, а Херберт был вынужден в очередной раз останавливаться.
Ларс начал бредить. Его глаза были открыты, но видел он не ядовитую голую пустыню, а жилые улицы, высотные дома, развлекающихся людей и занятых делами сиберов. Ларс разговаривал с ними, но его бормотание совсем не походило на человеческую речь.
Яр так и остался лежать на оторвавшемся плаще. Он был в разуме и осознавал смутно, что случилась какая-то неприятность, что вышла опасная задержка, но не пытался ничего предпринять.
Херберт осторожно спустил Ларса на землю. Постоял недолго рядом, ожидая команд от людей, но они были словно опоенные танатолом старики, готовые к переходу в иной мир. Такие старики уже ничего не соображали и ни на что не реагировали. Им требовалась особенная забота.
Сибер понял, что теперь он сам должен принимать решения.
И он уже, в принципе, представлял, как нужно поступить.
Первым делом Херберт собрал все оружие и повесил его на себя — Ларс не велел бросать эти стреляющие штуки, да и друг Хам очень ими дорожил, видимо, была у этого железа какая-то особенная ценность.
Из веревки и остатков плаща Херберт свил прочный жгут. Приподняв Яра, сибер петлей захлестнул его тело под мышками, привязал к себе. Ларса сибер попытался устроить на шее, но проводник уже не мог сидеть, он свешивался, сползал, соскальзывал, и Херберт, в конце концов, просто положил полумертвого калеку животом на плечо.
— Нужно найти Айвана, — сказал сибер вслух. — Айван не даст пропасть.
Сильно наклонившись вперед, он сделал первый шаг.
— Я дойду, — сообщил он Ларсу. — Отталкивайся ногами, — попросил он волочащегося за ним Яра.
Впереди пузырилась зеленая лужа. Херберт знал, что ее нужно обойти, — он много чему научился, слушая проводника.
— У меня есть много смешных историй, — доверительно сообщил он и вздохнул. — Не понимаю, почему вы не желаете их послушать?
Грибов на заветной опушке не росло — это было известно даже малым детям. Не было там ни ягод, ни орехов. А даже если что-то и вырастало, то в пищу оно не годилось. Считалось, что весь лес, граничащий с мертвой пустошью, отравлен и потому небезопасен. Действительно, деревья здесь были уродливы, кусты чахли, птиц почти не водилось, а зверье не показывалось. Тем не менее, Вик полагал, что не так уж и опасны эти места, как о них толкуют старики. Сами то они, случаются, заглядывают сюда и даже в пустошь вроде бы заходят. Только интересно, зачем? Там же нет ничего — на то она и пустошь.
А вот если ее перейти, если избежишь ловушек, не заблудишься и не отравишься, то окажешься в большом городе, чудесами наполненном и из чудес построенном. Говорят, что если в темную безлунную ночь, когда воздух спокоен и чист, залезть на самую высокую сосну из тех, что растут на краю леса, и посмотреть в сторону, где по небу, растворяя звезды, разливается мягкое зарево, то можно в нем разглядеть отдельные огоньки, выстраивающиеся в линии. Старики объясняют, что это светится Концерн — место, где есть все, но куда простым людям хода нет. Попасть туда можно только через особые лазейки, о которых, наверное, только Айван и знает. Ну, и проводники еще…