Что делать? Первой мыслью было — позвонить Антону. Конечно, это выйдет в бешеные деньги, но, может, он подскажет, что она может сделать ещё? А вдруг он переподключился там на местную телефонную сеть и сменил номер? Она схватилась за телефон. Хватит ли денег? Быстро набрала проверочный запрос: на одну минуту должно хватить. Нажала вызов, и тут аппарат издал жалкий писк и погас. Чёрт! Она же собиралась вечером его зарядить! Что же ей теперь делать? До неё начало доходить, что она не сможет даже вызвать пожарных, и Матрёшины зубы начали мелко постукивать.
Девушка снова вскочила на стул в коридоре, провела рукой по идущим от щитка проводам. Пальцами она почувствовала неровности оплавившейся проводки, провода были тёплыми, но, кажется, остывали. Тогда она принялась методично обследовать все провода во всех помещениях, где могла увидеть, как они там идут. От запаха горелой изоляции кружилась голова, её начало тошнить, несколько раз пришлось подавлять рвотный позыв, заходя в маленькие, лишённые вентиляции уголки, но она в отчаянии скакала по дому со свечой в руке, проверяя единственным доступным ей инструментом — собственными пальчиками — состояние проводов. То, что если где-то действительно ещё течёт ток, то её может шарахнуть, ей не пришло в голову, иначе она бы сейчас боялась ещё сильнее. Наконец она ощупала всё, что нашла внутри дома. Она знала, что какое-то ответвление ведёт в сарай, как-то загорается лампочка у ворот, но как идёт наружная проводка, не могла даже предположить. Всё же она прошлась до сарая, там вроде бы запаха жжёной изоляции не ощущалось. Матрёша подумала, что сарай стоит достаточно далеко и, если даже он загорится, огонь не перейдёт на дом, и на том немного успокоилась.
Она вернулась в дом, раскрыла форточки везде, где они были, чтобы как-то проветрить, потом поставила чайник на газ, села при свете свечи в тёмной кухне и только тут позволила себе заплакать. Чайник закипал долго, Матрёна слушала его поднимающееся бурление и ревела от всей души. Наконец он вскипел, она бросила в чашку пакетик с успокаивающей мелиссой и, всё ещё всхлипывая, принялась пить чай. Аппетит у неё пропал напрочь, а больше в лишённом электричества доме делать было нечего.
Она представила, как теперь каждый вечер будет приходить в пустой тёмный дом и сидеть тут совсем одна без книжек, без компьютера, без телефона, и так будет, пока не вернётся Антон, и тут же принялась дрожащими руками наливать вторую чашку мелиссы. Но о том, что можно было бы запереть дом и вернуться к родителям, она так и не догадалась. Зато сообразила, что можно взять в институт зарядник и так оживить телефон. От этой мысли ей стадо чуть-чуть теплее. «Скорей бы возвращался Антон», — подумала девушка и, допив чай, отправилась спать.
Антон решил, что хорошо было бы ещё посетить Гринвич, или пребывание в Англии получается каким-то неполным. Нулевой меридиан — это же начало отсчёта планетных координат, отсюда начинается и отсчёт планетарного времени, неужели он может пройти мимо? Он помнил, как радостно ребята фотографировались у границы «Европа — Азия», как кто-то горделиво стоял возле стелы «Полярный круг», но вот на нулевом меридиане ещё никто из них не был. «Неман» должен быть отмечен и здесь! Он влез в Интернет и вскоре уже знал, от какой пристани и в котором часу отходит катер до Гринвича.
Вход в обсерваторию в часы её работы был свободным. Сейчас внутри располагался обычный западноевропейский Музей астрономии. Это означало, что можно было покрутить в руках любой представленный в нём экспонат, включить любую запись, посмотреть любой из учебных фильмов. Он восхитился удивительным изображением здания университета на столе «тёмной комнаты», которое получалось без помощи электроники — только зеркало, линзы и Солнце, посмотрел на метеорит, упавший, если верить табличке, четыреста пятьдесят миллионов лет назад, походил возле установленных на площадке в парке остатков трубы старинного телескопа, с помощью которого были открыты шестая и седьмая луны Сатурна. В здании была и действующая модель современного телескопа, но туристам в неё смотреть не разрешали. Меридиан был отмечен металлической конструкцией, возле которой по одному и группами фотографировались туристы. Кроме этого в Королевской обсерватории расположился Музей часов, где можно было увидеть астролябии, глобусы и огромную коллекцию солнечных часов разных мастеров и веков. Он, как заворожённый, переходил от громоздких сооружений к изящным и загадочным конструкциям, всё сильнее погружаясь в стихию времени. «Это самые точные часы в мире», — донёсся до Чёрного обрывок рассказа экскурсовода, ведущего одну из организованных групп.
— Точные? — Антон усмехнулся. А вот «Календари и хронология стран мира» могли бы поспорить. Отрывок из проштудированной столько раз, что едва ли не выученной наизусть, но так и не понятой книжки Седого сам собой всплыл в его голове.
«Международный комитет мер и весов в качестве минимальной единицы времени принял атомную секунду, величина которой определяется частотой излучения атомов при их квантовых переходах из одного энергетического состояния в другое. За эталон атомного времени принята величина, равная 10 млрд (9192631770) электромагнитных колебаний, излучаемых атомом цезия. С 1 января 1972 г. все страны мира перешли на отсчёт микровремени с помощью атомных часов».
И тут Чёрный застыл столбом, так что его пришлось обходить следующим экскурсантам. Он столько раз пробегал по этим строкам, а дошло до него только сейчас: это же… это же в месяц, когда он родился, весь мир перешёл на единое атомное время! Вот это совпадение. Но… он, не веря себе, ещё раз перебрал в голове цифры, которыми записывается величина атомного эталона, — это уже не совпадение! Это уже Знак! А вот об этом он расскажет только самым близким… И это Седой знал семнадцать лет назад?!
— Мистер, с вами всё в порядке? — вежливо осведомился смотритель зала.
Антон вздрогнул и пришёл в себя:
— Да. Да, извините, я задумался.
— Ничего страшного. — Служащий музея легко улыбнулся и отошёл.
Чёрный осторожно набрал в грудь воздуха. Всё! Это не просто Знак, это Откровение. Вот теперь он получил здесь всё, что нужно было получить. Пора возвращаться.
Фрост спешил. Зачем-то его понесло в магазин на дальнем конце улицы, он даже там что-то купил. Может, так было нужно по правилам? Правил он не знал, поэтому просто шёл туда, где он должен был встретить… Или мог встретить… Или рассчитывал. А может, всего лишь надеялся. Разница между долгом и надеждой невелика, когда всё, что от тебя зависит, — это успеть.
Человек с глазами слепца, высокая ломкая фигура среди сумерек, приходящий и уходящий по собственному капризу, знающий и желающий говорить. Или не желающий. Фрост догнал его, перегнал и встал на пути.
— Всё же ты здесь. — В голосе были и уверенность, и безнадёжность.
— Да. Как я смогу найти?
— Иди в Старый Дом.
— Там нет живущих.
— Там есть все, кто тебе нужен.
Фрост, не благодаря, развернулся. Тех, кто знает дорогу в Храм, благодарить не нужно.