— Ещё чего удумала?! — возмутилась Людмила Сергеевна. — Совсем ума рехнулась! Куда ты из дома пойдёшь? Заневестилась?
— Мама… — Девушка вдохнула, выдохнула и продолжила ровным тоном: — Мне нужно учиться. У меня сессия. А здесь ремонт. Здесь куча народу, визг, грохот, мне это мешает.
— Так закрой дверь, — решительно объявила мать. — И не слушай, тебя никто не побеспокоит.
— Мама! Я так не могу! Мне в голову ничего не лезет! Ты хочешь, чтобы я из института вылетела?
Мать задумалась. Аргумент был беспроигрышным — за высшее образование дочери она готова была живот положить.
— А где ты у него жить собралась? — Она подозрительно покосилась на дочь. — Он же сам в городе на птичьих правах болтается, ухажёр твой.
— За городом. Ты же знаешь, у Антона большой дом. Там тихо и никого нет, там я смогу заниматься.
— Так ты ж говорила, там потоп и все трубы порваны?
— Мы всё исправим! Уже почти исправили, совсем немного осталось. Там и отопление, и свет, и горячая вода — всё есть, как в городе. Ты просто не знаешь.
Матрёна немного лукавила, но не говорить же матери, что они только сейчас поймали сантехника и все блага цивилизации пока под большим вопросом. Тогда её точно запрут в кладовке.
— Так ты что, насовсем к нему собралась? — задала свой самый главный вопрос Людмила Сергеевна.
— Нет, мам, ну что ты! На сессию. Пока не сдам.
— Ох, дурочка ты, дурочка неразумная, — вздохнула мать, сдаваясь. — Чтоб каждый день звонила!
— Да, мама, хорошо, я буду звонить!
Матрёша радостно чмокнула мать в щёку и бросилась собираться. Раз она сказала, что едет учиться, нужно было прихватить с собой учебники и конспекты. Она быстро набила сумку, втиснула сверху Нюшу и выбралась в коридор.
— Нюшу оставь! — Мать стояла возле двери, уперев руки в бока, и была настроена решительно.
— Почему? — удивилась Матрёша.
— Оставь, я сказала. Нюшу не дам.
— Мама, зачем тебе-то моя игрушка? — Девушка ничего не понимала. Мать уже согласилась её отпустить, и вдруг такое нелепое препятствие. — Ты что, с ней играть будешь?
— Нюша останется здесь! — Мать вдруг всхлипнула. — Если ты её заберёшь, значит, уже не вернёшься.
— Мам, ну что ты?..
Матрёша растерялась. Может быть, она действительно не вернётся, она сама не знает, что её ждёт. Она бросается в полную неизвестность, навстречу могущественным врагам. Даже если они с Антоном преодолеют все козни и препоны, если они победят, тогда она необратимо изменится. Действительно, прежняя Матрёша уже никогда не вернётся в этот дом. И она не может сейчас сказать это матери.
— Хорошо. — Девушка достала игрушку. — Уговорила. Пусть Нюша останется здесь. Не обижай её!
— Её обидишь, — фыркнула мать и вытерла набежавшие слёзы. — С отцом-то хоть бы простилась.
— Так его дома нет.
Сергей Александрович с утра возился в гараже, воюя за жизнеспособность машины.
Они обнялись напоследок, мать плакала, уже не скрываясь.
Матрёша хлюпнула носом, подхватила шубку и выскочила за дверь.
Чёрный на несколько секунд прижал авто к бордюру автобусной остановки, как раз чтобы Матрёше хватило времени запрыгнуть в дверь. Он тут же резко рванул и влился в поток автострады. Теперь ей предстояла нелёгкая задача — запудрить мозги несчастному сантехнику. Антону даже интересно было посмотреть — как она справится, какие мысли в Гошиной голове будут принадлежать ему самому, а какие окажутся шевелением ведущей его Силы. Нужно было спровоцировать Силу на сканирование и не дать ей увидеть ничего важного. Девушка старательно болтала об институте, боялась экзаменов и жаловалась на глупость родителей, которые так не вовремя затеяли ремонт и разнесли всю квартиру. Гоша сочувственно кивал башкой, подбирал размахаистые полы телогрейки, чтоб не задеть модную шубку, и уговаривал «барышню» не переживать, потому что он «всё сделает в лучшем виде».
Чёрный загнал машину во двор и подумал, что надо бы придержать собаку. Тут же пришло воспоминание, что Джой потерялся в лесу, и он тихо выругался себе под нос. Пса было очень жаль, он много лет был верным другом и сторожем. И это был пёс отца. Но переживать было некогда: если на улице после тепла машины холод ощущался не слишком, то дома ждал форменный морозильник. В здании казалось холоднее, чем на дворе. Антон даже пожалел сантехника, которому придётся голыми руками вертеть заиндевевшие, обжигающие холодом трубы.
Гоша полез разбираться с общей системой подачи воды в дом, а Антон с Матрёшей попробовали добыть хоть немного тепла. Они включили на кухне все конфорки газовой плиты и водрузили на них кастрюли с выпирающим горкой льдом вместо воды. Несколько больших пластиковых баклаг с водой стояло на полу, их покорёжило при замерзании, но пластик как-то растянулся, изогнулся и выдержал. По крайней мере, запас питьевой воды у них был.
Поверху температура начала медленно повышаться, но по полу тянуло немилосердно. Гоша попробовал объяснить, что именно он собирается делать с системой, как переключать подачу воды, но, видя, что его сантехнические тонкости всё равно не понимают, махнул рукой и принялся за работу. Он с корнями выдирал старые трубы, разбрасывал во все стороны ошмётки краски и штукатурки, швырял обломки с остатками заледеневшей грязи прямо на ковёр и тут же снова брался за ключ. Его куцая телогрейка едва опускалась за поясницу, а при неизбежных наклонах оголялась вся массивная филейная часть. Антон не выдержал и предложил ему свой старый, но хороший и тёплый меховой жилет. Гоша принял дар с благодарностью.
Хотя газ полыхал вовсю, теплее в доме не становилось. Антон шарахался между кухней, где температура всё-таки перевалила через ноль, и залом, где было ничуть не теплее, чем на улице. Он не мог позволить себе надолго оставить сантехника одного. Матрёна грелась возле огня. Чёрный не мог растопить камин, потому что тогда он был бы к нему привязан — он так и не установил в топке сетку для защиты от случайных углей. За камином нужно было постоянно следить. Они старались согреться горячим чаем, но чашки с кипятком остывали почти мгновенно, а термоса они не нашли.
Чёрный постукивал зубами, смотрел на сжавшуюся в комок Матрёшу, на посиневшего «трубача», и, наконец, его осенило: «Татранский чай»! Точно, он должен быть где-то на половине отца, этот напиток не мог пострадать от холода — семьдесят пять оборотов мороз не берёт. Как же он мог забыть! Антон рысью рванул во вторую часть дома, порылся там в закромах и радостно предъявил девушке замысловатую бутыль с надписью на словацком языке. Оттуда её в своё время и привезли. Главную часть татранского чая составляет спирт, на котором настояны особые целебные травки со склонов Татр. Этот воистину живительный эликсир не ударяет в голову, он обжигает горло и согревает тело. Антон налил по стопке себе и Матрёне, потом прикинул на глаз массу сантехника и плеснул ему на треть побольше в стакан. Жить стало веселее, они даже разговорились. Конечно, о Кали, которая крутилась у двоих из них в голове. Антон сам не понял, как зашёл о ней разговор, вроде самым естественным образом. Оказалось, Гоша знал, что есть такое божество, но его знания были на уровне уроков истории в советской школе: зло, насилие, индийская культура, и всё. Матрёна немедленно кинулась на защиту, она произнесла целую речь о разнообразии функций богини и её великой роли в восточных культах. Антон усмехался и не встревал в разговор, но внимательно наблюдал за реакциями сантехника. Впрочем, Гоша не стал долго беседовать, он отдохнул, согрелся и вернулся к работе. Казалось, силы его удвоились, тяжеленные старые батареи он швырял с крыльца одним движением, как игрушечные. На их место ставились такие же чугунные радиаторы, только целые. Чугун великолепен для сохранения тепла, он способен держать его очень долго даже после отключения подачи, но вот при крайне низких температурах не выдерживает, становится хрупким и может растрескаться, как стекло.