— И что теперь со всем этим делать? — ровным голосом поинтересовался Песцов. — Предложения есть?
Он сосредоточенно, не поднимая глаз, чистил меч.
— Надо идти долбить лёд, гасить эти шары, — воткнул в землю гриф Наливайко. — Олег Петрович, надо полагать, подскажет дорогу…
Помимо беспокойства о судьбе человечества, профессора подстёгивало любопытство учёного. Что там за шары? Какой ещё ледник? Что за тонкий план, наконец?..
— Да я не про то, — отмахнулся Песцов. — Тело, спрашиваю, как будем утилизировать?
Бывшего киллера профессионально волновала проблема следов. Вроде всё было так просто: лес, болото, глушь — в общем, природа, способная позаботиться о сокрытии улик. Но это только на первый взгляд. До ближайшего по-настоящему солидного болота топать с полверсты, и поди дотащи тело так, чтобы потом не унюхали собаки. А бросить абы как — тупость, бездорожье, многие так вот и засыпались. В мокром деле мелочей не бывает, каждую капельку нужно затирать.
Ответ вышел на задних лапах из кустов и негромко рявкнул. Очень тактично, этак просяще. Это прибыл «лесной прокурор», в прошлой жизни звавшийся Гансом Опопельбаумом. Встав сусликом, он очень красноречиво поводил в воздухе передними лапами. Словно просил ещё банку сгущёнки.
— О Боги, оборотень! — нахмурился Рубен и невольно потянулся к кинжалу. — Да ещё полукровка…
— Обижаешь, начальник, это типа бурый медведь! — беззлобно огрызнулся Краев. — Ну что будешь делать, если нету ни времени, ни должного мастерства? Первый блин комом…
— Э-э-э, сирели, — с облегчением рассмеялся Рубен. — Если это медведь, то я архиерей… Впрочем, ладно, надо ему, пускай берёт. Пора привыкать к будущему рациону.
— А из тебя, Князь, вышел бы архиерей, — хихикнула Бьянка.
Медведь, волоча останки, уже исчезал в кустах.
Оксана проводила его взглядом и вспомнила про голову, которую всё ещё держала в руке.
— Эй, ведмедь, вернись, тут добавка…
— Отдайте голову мне, — сказал Мгиви таким голосом, что все сразу вспомнили о его предках-людоедах. — А я её подарю Богам смерти, чтобы нам легче шагалось по военной тропе. И вообще, — посмотрел он на Рубена, — не пора ли уже начинать? Лёд ведь тает…
Говоря так, он в который раз за последние дни вспомнил дедушку. Великий воин и колдун тоже не смог бы сидеть спокойно, зная, что где-то совсем рядом вылупляется подобная зараза.
— Терпение, вождь, ещё немного терпения, — усмехнулся Краев и почему-то посмотрел на Бьянку. — Сюрпризы ещё не иссякли, ведь так, уважаемая?
— Ты, Краев, как Вий, которому веки подняли, — заметно помрачнев, загадочно ответила та. И несколько поспешно сменила тему: — Ох, а ветерок-то бодрящий… Оксана, там печка всё равно как вулкан пышет, может, ещё чайник поставим?
— Легко. И даже ещё печенье найдётся. «Лопайте, сволочи, последние остатки…» — процитировала Варенцова древнее название ДЛТ [150] и вручила Мгиви голову.
В ожидании чая Песцов понёс в палатку клинок, а Краев стал зачем-то смотреть в небо. Когда возле плиты вдруг возник Кондрат Приблуда, все поначалу решили, что и его подняла с лежбища перспектива горячего чая.
Однако причина оказалась в другом.
— Люди! — горестно возвестил Кондрат и отмахнулся рукой от кого-то невидимого, мешавшего ему говорить. — Беда! Колян пропал! Который Борода! Ни в палатке нет, ни в сортире… Пахан! Фу ты, Матвей Иосифович! Давай подымай барак, тьфу ты, собирай народ…
Он не договорил. Зато Варенцова сразу поняла, что высматривал в небесах Краев. Где-то в стороне деревни Глуховки раздался напористый рык, и все сразу забыли про Колю Бороду.
— Чёрт! — вылез из палатки Песцов, послушал и аж вскочил на ноги. — Никак «Чёрная акула» [151] ! Эти-то здесь что потеряли?..
В это время за рекой ухнуло, грохнуло, вздрогнула земля и в небо взметнулось безжалостное пламя. На месте многострадальной деревни, забытой если не Богом, то властями уж точно, проснулся рукотворный вулкан. Вот так! Как харчей привезти или врача к бабке захворавшей доставить — не имеем возможности. А вертолёт-убийцу прислать — всё состыковывается мигом.
Сделав своё дело, «Акула» развернулась и, судя по звуку, начала приближаться. Рёв могучего мотора вдруг стал казаться похоронным маршем. О, Песцов отлично знал, как всё это будет! Сейчас пилот ляжет на боевой курс и кнюппелем на ручке управления откорректирует положение прицельной марки. Сработает кнопка захвата цели, и в дело вступит электроника — лазерный дальномер измерит расстояние, а телеавтомат зафиксирует визуальный образ. Вцепится накрепко, как зубами. Потом пилот активирует пушку, задаст автоматике максимальный темп стрельбы… да и пустит «Акулу» по кругу в стремительной, доступной только ей убийственной манере [152] . Чтобы от лагеря, от будки дизель-генератора, от палаток, где по идее должны спать люди, не осталось даже пресловутого мокрого места. Только мёртвая земля, дымящаяся, опустошённая. Готовая серым прахом разлететься по ветру…
«Народ, делай ноги! Рассыпайтесь, рвите когти в лес!!!» — хотел было заорать Песцов, даже открыл рот, но не успел издать ни звука. Оказалось, что против деятельности «Акулы» решительно возражал некто, имевший в своём арсенале кое-что повесомее криков. Небо прочертили два стремительных дымных росчерка, бравшие начало где-то на берегу реки. Миг — и ракеты почти синхронно загарпунили «Акулу». Какие там термоловушки, экранированные выхлопные устройства и генераторы импульсных инфракрасных сигналов! Против лома нет приёма — вот и вся премудрость…
В небе грохнуло дуплетом, вспух и разлетелся огненный ком, и воздушный мокрушник начал валиться. Правду молвить, валился он не просто так, а под резкие звуки пальбы. Это пиропатроны отстреливали лопасти винтов и створки фонаря кабины, давая пилоту возможность катапультироваться. Едва тот выпорхнул вон, как вертолёт, калеча деревья, врезался в землю. Распустился багряный цветок, снова грохнуло, и на всю округу завоняло керосином, горелым порохом, бедой.
Как будто совсем рядом началась война…
— Попили чайку! — мрачно буркнул Фраерман.
И, словно в ответ, с рыком подхватился Шерхан и метнулся к Наливайко, заслоняя хозяина.