Павел нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего особенного, – сказал Цеце. – Просто не надо говорить мне о равенстве и единстве. Это слова брехуна. А правда такая – и пьяный сержант Хэллер не даст мне соврать: девятнадцать наших товарищей погибли, хотя все могли остаться в живых. На нас экономят. Мы – пушечное мясо. Мы – солдаты низших каст. Ты не думал, почему у гвардейцев есть самая новейшая техника, самое мощное оружие, а у нас почти ничего нет? Ты не рассуждал, а для чего нас бросили в ту дикую местность, когда яйца могли бы найти с воздуха? Я тебе скажу – топливо с каждым годом дорожает. Топливо в дефиците. А люди плодятся сами. И жизнь одного десантника почти ничего не стоит. Умрет один – призовем другого. Погибнет взвод – призовем еще один. Да, мы защищаем нашу планету от инопланетных тварей. Всю планету! Но равенством здесь и не пахнет!..
– Нами управляют гнилые люди! – глаза Рыжего потемнели.
Павел катал в ладонях ребристую рюмку. Ему очень не нравились слова товарищей. Да, слова эти были искренни, в них, несомненно, была какая-то часть правды, но правды однобокой, кривой.
Яйца могли найти с воздуха? Если бы могли – нашли бы! Значит были какие-то обстоятельства, о которых нам неизвестно, не положено знать. Может быть, все доступные силы были задействованы на других участках. Возможно, обломки инопланетного корабля и яйца экстерров невозможно отличить сверху от обычных валунов. А в тайге и вовсе ничего не видно под кронами деревьев.
Почему в частях специального назначения, в элитарной гвардии, где служат граждане США, есть все, начиная от роботизированных бронекостюмов высшей степени защиты и заканчивая портативными системами глобальной связи, а бойцы Форпостов вооружены обычными пороховыми винтовками? Но если средств на всех не хватает? Откуда взять деньги на полное перевооружение? Элитные части выполняют свои функции, они перестанут быть элитой, если у них не будет должного технического оснащения. А у Форпостов свои задачи, и они справляются с ними.
«Пушечное мясо…»
Штаты с самого начала взяли на себя нелегкую задачу. Они первые столкнулись с незнакомой страшной опасностью. Они все свои силы, военные и научные, бросили на изучение неведомого ранее врага. Они вложили огромные средства в разработку и формирование новейшей оборонной системы. Сколько своих денег они потратили на благо всего мира!
Да, у них сейчас свои задачи. Они – элита. Они – мозг.
А мы тогда кто?
«Пушечное мясо…»
Павел хмурился.
– Что, зацепило, Писатель? – с усмешкой спросил Цеце.
– Это все неправильно, – сказал Павел, осуждая слова товарищей.
– Вот именно, – сказал Рыжий, посчитав, что Павел согласился с ними.
Опять возле залитой светом прожекторов сцены затеялась драка. Сорвались с мест охранники, бросились в толпу. Сержант Хэллер, подвинув девицу, приподнялся, жадно вглядываясь в разрастающуюся сумятицу. Ноздри его раздулись, скулы закаменели, кулаки сжались. И вдруг он вздрогнул, пророкотал гневно, выпрямляясь, стряхивая с колен разомлевшую девицу:
– Наших бьют!
Он увидел, как из колышущейся толпы, размахивая руками и ногами, вылетел маленький человечек в разорванной ярко-синей форме с нашивкой «U.D.F.» на рукаве. Упал спиной на стол, расплескав посуду. Поднялся, зажимая ладонью крупный острый нос – кровь из ноздрей лилась на грудь. Покачался немного, приходя в себя, и снова бросился в самую свалку, попутно боднув головой спешащего туда же охранника.
– Наших бьют! – донеслось из толпы. И Павел узнал этот гнусавый голос.
Рыжий схватился за бутылку. Цеце схватился за Рыжего. Сержант перешагнул через ворочающуюся на полу пьяную девицу, опрокинул два стула, двинулся по направлению к толпе, закатывая рукава, тяжело дыша и гневно взрыкивая. Гнутый непослушными пальцами привязывал огрызающегося хота к ножке стола. Курт спал.
– Черт возьми! – вопил Цеце, пытаясь вырвать бутылку из рук товарища. – Я чувствовал! Я знал!
Сержант Хэллер ворвался в толпу, словно разъяренный кабан-секач в стаю волков. Задвигал руками, будто поршнями. Запыхтел, захрипел, заухал. Он не дрался, как могло показаться со стороны. Он усмирял толпу.
Музыка оборвалась. Стриптизерши подхватывали с пола только что сброшенную одежду, торопились убраться со сцены, семеня на своих жирафьих ногах, взвизгивая, хватаясь друг за друга.
– Везде одно и то же! – выкрикивал Цеце, пытаясь удержать рвущегося в драку Рыжего. – Куда ни приди! Везде все одинаково!
Гнутый, наконец-то привязав к столу свою животину, бросился на помощь сержанту. Впрочем, тому помощь не требовалась. Он расшвыривал всех, кто попадал ему под руку. Он грудью рассекал толпу, словно ледокол торосы. Здоровенный вышибала повис у сержанта на плечах, но тот просто повел плечами, и охранник отцепился, повалился на пол, под ноги дерущихся.
Павел слегка оторопел, наблюдая за разворачивающимся побоищем. Все больше людей ввязывалось в драку. Все чащи слышались выкрики: «Наших бьют!», и уже не разобрать было, кто кого бьет, где «наши», где «не наши». В ход пошли пластмассовые стулья. Кто-то скакал по опустевшей сцене, пытался выдрать, вывернуть из пола блестящие шесты, вокруг которых только что танцевали девушки.
Вдребезги разбилась о чью-то голову пущенная тарелка.
Сержант Хэллер выволок из сутолоки мотающихся Шайтана и Пекаря, прислонил их к стене, придавил своим мощным телом, рявкнул:
– Стоять здесь! – и снова бросился в толпу.
Гнутый уже дрался с крепкими парнями в форме американских летчиков. Он был один, их было пятеро. Они оттерли его от общей свалки, они теснили его, зажимали в темный угол, намереваясь сбить с ног, затоптать, раздавить.
Стереть в пыль, размазать…
И Павел сорвался с места, забыв обо всем. Он налетел на этих летчиков, сразу же сбил одного подсечкой, сам получил крепкий удар в грудь, задохнулся, но тут же пришел в себя, коротко ткнул кулаком в подвернувшееся румяное лицо.
– Наших бьют! – заорал он по-русски, уже понимая, что не выстоять им двоим против пятерых. И подмога пришла. Выскочил откуда-то незнакомый парень в летном комбинезоне, со звездно-полосатой нашивкой на рукаве. Павел хотел было ударить его, решив, что еще одним противником стало больше, что еще один американский пилот присоединился к своим товарищам. Но парень, увернувшись, заругался матом на чистом русском, заорал:
– Свой я! Глаза разуй! – и с кулаками кинулся на летчиков.
Трое против пятерых – нормальный расклад.
Они сомкнулись плечом к плечу. А к ним уже бежали нарушившие приказ сержанта Шайтан и Пекарь, оба страшные, перемазанные кровью, всклокоченные. Летчики, получив отпор, попятились. Теперь уже их жали, теснили, давили. Один из пилотов выхватил пистолет, но тут же выронил его, получив удар в лицо. Павел отшвырнул оружие ногой, мельком отметил, что пистолет поднял охранник с разбитым ртом, и тут же об этом забыл.