– Эх! – Живич обиженно махнул рукой. – Такую историю испортил!
– Еще придумаешь, – Арнарсон зевнул.
Павел сполз с подоконника. Он только что закончил выгонять сигаретный дым в открытую форточку – Живчик, не считаясь со строгим запретом врача, курил в палате.
– Я никогда не видел киберов живьем, – поделился Павел. – Только тренажеры и модели. Ну и в фильмах, разумеется.
– А экстерров видел? – спросил Живич.
– Я видел, как открылось яйцо. Внутри было несколько этих тварей, но я толком ничего не успел разглядеть. Мы их разнесли в клочья.
– А, конечно же! Группа сержанта Хэллера, помню. Вам здорово тогда повезло… У тебя контракт на сколько?
– На пять лет.
– Самый оптимальный срок! – одобрил Живчик. – За пять лет всякого насмотришься. И от жизни гражданской отвыкнуть не успеешь.
– Да я уже, вроде бы, отвык, – неуверенно сказал Павел.
– Это тебе только кажется! – заверил Живич. – Вот у нас с Викингом уже третий срок скоро закончится. Мы-то знаем, каково это – чувствовать себя солдатом до мозга костей. Вот, например, идешь ты по улице с девушкой под ручку, и ловишь себя на мысли, что какую-то неловкость испытываешь. Начинаешь разбираться, почему – и понимаешь: девушка-то не в ногу с тобой идет, не подстраивается. Отсюда и неудобство.
– Это ерунда, – сказал Арнарсон. – А вот когда идешь с девушкой под руку, и думаешь: зачем она мне сдалась? У меня же карабин после стрельб не чищен, один такой стоит в пирамиде!
– Нет, – фыркнул Живчик. – Пример неудачный. Как раз это не военный образ мыслей. Это старость в тебе говорит.
– Да я моложе тебя!
– На месяц!
– Но все думают, что лет на пять!
– Пускай думают! А вот девчонки точно знают, кто из нас двоих еще о-го-го, а кто – э-хе-хе!
– Ты его не слушай, – обратился к Павлу Арнарсон. Он уже сам не рад был, что ввязался в разговор. – У меня с этим делом все в порядке.
– Просто случай один был, – встрял Живчик. – Называется – Большая Осечка!
– Хватит уже!
– Да ничего! – Живчик заерзал на койке, совершая недвусмысленные телодвижения. – С кем не бывает! Это возраст, привыкай.
Арнарсон, похоже, всерьез обиделся. Он отвернулся к стене, с головой накрылся одеялом. Затих – притворился спящим.
– Слушай, а тебе долго здесь еще обитать? – спросил Живчик у Павла.
– Еще неделю, наверное.
– Да… Здорово тебя наш Титан отделал. Хорошо, что совсем не убил… Странный он какой-то. Слышал что-нибудь об этом?
– Нет.
– Еще услышишь, – уверенно заявил Живич.
– А что именно?
– Да так… Разное…
– И все же…
– Ну, за все поручиться не могу, но сам видел, как он на спор задерживает дыхание на пять минут. Представляешь! Пять минут не дышит! Веришь? Я бы не поверил!
Павел вдруг отчетливо вспомнил:
…Лицо Некко налилось кровью, опухло. Шея вздулась, проступили сквозь кожу сизые жуткие вены. На серых губах пузырилась пена, густая слюна текла по щеке…
– Верю, – сказал Павел. – Я ведь душил его на ринге. По всем правилам.
…Некко не дышал. Он не мог дышать…
– Сам он утверждает, что может отключать боль. Я пару раз видел, как он иглой протыкает себе ладонь. Вот здесь. Насквозь.
– Зачем? – спросил Павел, невольно поежившись и вспомнив, как Некко выкручивался из болевых захватов.
– Не знаю. Мне кажется, он получает от этого удовольствие. Не от самоистязания, конечно, а от того, что на это смотрят другие люди. Он ненормальный. Я не понимаю, как он прошел медкомиссию… – Живич помолчал. Добавил: – А еще я слышал, что он режет себя ножом, и каким-то образом останавливает кровь, а потом и вовсе заживляет рану. Не знаю, сам не видел. Но допускаю, что это правда. Ты ведь сильно помял его тогда на ринге, правда? Сразу после схватки я видел его разбитую губу, и синяк на скуле. А утром его лицо было чистое. Никаких следов драки! Как такое возможно? Я не знаю.
– Ты не сказал, что он видит в темноте, – забыв обиду, повернулся к товарищам заинтересовавшийся разговором Арнарсон.
– Да! – вспомнил Живчик. – Некко видит в темноте. Как кошка. Или как летучая мышь. Человек-летучая мышь. Бэтмен. Может быть стоило дать ему это прозвище?
– Скоро ты будешь обращаться к нему по званию и фамилии, – сказал Арнарсон. – Капрал Некко – вот его единственное имя.
– Ему доверяют отделение? – спросил Павел.
– Да, – вздохнул Живич. – Наше отделение. Не понимаю только, за какие такие заслуги.
– У него есть связи там, – Арнарсон, понизив голос, ткнул пальцем в потолок, – наверху. На самом верху!
– Ты-то откуда знаешь? – недоверчиво спросил Живич.
– А ты подумай получше. Некко, явно, кто-то продвигает.
– Думаешь, он чей-то родственник?
– Вполне возможно…
– Да… – Живич почесал затылок. – Лучше с этим Некко не связываться. Как бы чего не вышло…
Тема исчерпалась.
Живич вытащил из-под матраца еще одну сигарету, попросил Павла выглянуть в коридор, не видно ли доктора. Закурил, пуская дым струей в сторону форточки, глухо покашливая в кулак.
Близилось время ужина, потом должны были начаться вечерние процедуры.
Разговор зашел о лечении, как-то незаметно превратился в обсуждение достоинств молоденьких медсестер. Говорил в основном Живич, он всегда находил что сказать, он в любой области был знатоком.
– Он утверждает, что способен предугадывать будущее, – невпопад сказал Арнарсон. Живич, потеряв нить рассуждений, замолчал, недоуменно уставился на товарища. Павел тут же подумал о Курте, о нескладном моложавом немце. Вспомнил его исполнившееся пророчество:
«…Я чувствую, там что-то случится. Что-то нехорошее… Там будет кровь. Будет много крови…»
Холодный голос немца отчетливо звучал в голове:
«…Будет много крови… И кто-то умрет…»
– Кто? – спросил Живич.
– Ниецки, – прошептал Павел.
– Некко, – сказал Арнарсон. – Этот сукин сын всех обыгрывает в карты.
Разжиревший Некко, возлежа на подушках, показывал карточные фокусы. Он, ухмыляясь, тасовал колоду, совал ее Павлу под нос, требовал вытащить одну карту, запомнить ее и вернуть на место, не показывая. А потом он с первой попытки находил ее и предъявлял, словно ордер на арест. Цеце и Рыжий, ставшие рабами за карточные долги, сидели за спиной Некко, беззвучно шептали одними губами, предостерегали: не играй с ним! А сержант Хэллер азартно подталкивал Павла в бок: давай, попробуй! Вдруг выиграешь! Ты можешь!