Толпа штрафников рассеивалась. Вымокшие, прозябшие под дождем люди торопились вернуться в тепло бараков. Они выполнили то, что необходимо было сделать, – они встретили новичков, исполнили ритуал.
– …Наш барак под номером один, – продолжал рассказывать Дизель. Тяжелые дождевые капли разбивались о его голый череп, и над макушкой бригадира висело облачко водяной пыли, похожее на нимб. – Там размещаются три отряда: первый, наш и третий. Бараков всего три. Отрядов всего девять. Два полноценных батальона. Только вот мы – неполноценные люди. Запомните несколько простых правил. Первое: никакого оружия. Второе: не спорить с охраной. Третье: не пытаться сбежать…
– Бригадир, – сказал Гнутый.
– Да?
– А были такие, кто нарушал эти правила?
– Сколько угодно.
– А такие, кто нарушал последнее правило?
– Да.
– Удачно?
– Конечно. Они все добились, чего хотели. Они покинули зону. В запаянном гробу. Помните третье правило: не пытайтесь сбежать. Даже не думайте об этом!..
Десять человек окружили своего нового командира. Они смотрели ему в лицо, заглядывали в глаза, ловили каждое его слово.
– …Здесь полно всякого отребья. Постарайтесь не играть в азартные игры. Не заключайте пари. Постарайтесь не ввязываться в ссоры. Никогда не деритесь. Держитесь вместе. На охрану не надейтесь. Медицинской помощи не ждите.
– Совсем?
– Здесь есть лазарет. Но я туда ходить не советую. Надеюсь, биоактивацию прошли все? Это вам немного поможет. По крайней мере, травиться здешней пищей будете реже…
Они пересекли пустырь, миновали спортивную площадку. Пелена дождя прятала лагерь. Только сторожевые вышки маячили призраками над размытой полосой забора.
– …Воевать нам приходится не часто. Раз в два месяца, а то и реже, пару отрядов вывозят на задание. Возвращается обычно треть людей. А иногда никто не возвращается.
– Должно быть, текучесть кадров здесь большая, – сказал Гнутый. – Ты сам сколько здесь, бригадир?
– Семь лет, – сказал Дизель. – Я старожил.
– И за что тебя сюда запрятали?
– Запомните еще одно правило. – Бригадир остановился. Впереди за стеной дождя что-то смутно темнело. – Не рекомендуется спрашивать, кто за что сюда попал. И тем более не следует верить полученным ответам. С этим ясно?
– Да.
– Ну и хорошо, – сказал Дизель. – Мы как раз пришли. Вот ваш новый дом.
Бараки на обычные казармы походили мало. Больше всего они были похожи на огромные цистерны, почти целиком вкопанные в землю – только покатые крыши с вытянутыми овальными оконцами виднелись снаружи. Для того, чтобы попасть внутрь, необходимо было спуститься на три метра по железной пологой лестнице. Широкие двери бараков никогда не запирались – они могли защитить от непогоды, но не от внезапных визитов охраны или начальства. А ночные обыски были здесь делом обычным.
Внутри бараков не было никаких перегородок. Только туалет отделялся от основного помещения легкой тканевой ширмой. Вдоль выгнутых стен выстроились лабиринтами двухъярусные койки. К их спинкам были прикручены небольшие этажерки для личных вещей – и никаких закрытых тумбочек! Пара столов, несколько табуретов, одно рассохшееся кресло и оплавленный, широкоэкранный, постоянно включенный в сеть телевизор дополняли убогое убранство барака.
Здесь было тепло и душно. Воздух вонял мочой и потом. Под потолком колыхались тенета паутины и табачного дыма – чего больше – не разобрать. Стены были разрисованы углем. Картины особым разнообразием не отличались – в основном женские силуэты. И множество однотипных надписей: год, прозвище, номер, настоящее имя – так штрафники оставляли о себе память.
– Ваши места, – сказал Дизель, махнув рукой в сторону коек, на которых лежали свернутые матрацы и одеяла. – Занимайте, располагайтесь.
Новички разошлись, выбирая себе места. За ними следили – за каждым шагом, за каждым движением. Обитатели барака оценивали своих новых соседей, присматривались к ним.
– Писатель! – позвал Гнутый. – Ты чего там мешкаешь? Давай к нам. Мы тут тебе кровать заняли.
Павел поспешно шагнул к товарищам. И запнулся о чью-то протянутую ногу, потерял равновесие, схватился за чужую койку, чтобы не упасть.
– Эй, убери руки! – взвизгнул встрепанный малолетний коротышка с кривым носом и глазами-щелками. Это он подставил ногу, и Павел не сомневался, что специально. – Руки! Не лапай чужое, сука!
«…Постарайтесь не ввязываться в ссоры…»
– Извини, – Павел разжал ладони, продемонстрировал их коротышке. – Я случайно.
– Значит, тебя зовут Писатель? – коротышка шмыгнул носом, усмехнулся. – А я Клоп. Знаешь, почему меня так прозвали? Потому что я пускаю кровь! – Он махнул рукой перед лицом Павла, и в пальцах его блеснула сталь.
Павел отступил. Внимательно осмотрел коротышку – тому, на вид, было лет семнадцать. Как он здесь очутился?
– Чего пялишься, ты? – Клоп снова показал на мгновение острую стальную занозу, прячущуюся в пальцах. – Чего глаза вылупил? Смотри, не вытекли бы! Я это быстро!
Павел отвел взгляд.
«…Никогда не деритесь…»
– Эй, карапуз, – Гнутый встал рядом с Павлом. – Ты чего буянишь?
– А ты заткнись, горбатый! Не с тобой разговаривают!
– Спокойно, – негромко обратился к другу Павел. – Они нас прощупывают. Просто проверяют, как мы себя поведем. Не поддавайся на провокации. – Он хотел бы верить, что так оно и есть на самом деле. – Помнишь, что старший сказал?
«…Держитесь вместе. На охрану не надейтесь…»
Они одновременно посмотрели на бригадира. А тот словно ничего не замечал. Сидел в кресле, положив ноги на приставленный табурет, глядел в телевизор и о чем-то беседовал с тремя штрафниками.
Оставив неразобранные постели, встали плечом к плечу с товарищами Рыжий и Шайтан, Маркс и Грек. Ничего не сказали, надвинулись на пританцовывающего от возбуждения Клопа.
– За что малыша обижаете? – раздался голос сверху. С верхнего яруса койки, за которую, чтобы не упасть, хватался Павел, свесились волосатые ноги. – Шустрые вы какие, только-только прибыли, а уже порядки свои наводите!
Заскрипели койки, зашевелились вокруг люди, ожили. Застучали голые пятки о пол. Вытянулись по стенам черные тени.
– Не троньте Клопа!
– Вы, там! Не в свое дело лезете! Двое разбираются, третий не мешай!
– Клоп, тебе помочь?..
Черные фигуры надвигались все ближе. Их было не очень много, но они были здесь хозяевами.
«…Здесь полно всякого отребья…»
Уткнувшийся в телевизор бригадир делал вид, что ничего не слышит.