Ни слова о магах | Страница: 106

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– А кто же?

– Мы – плотники.

– Что? – Стас подумал, что неправильно что-то понял. Все же язык незнакомый.

– Плотники. Мы строим дома, храмы, башки. Все, что можно построить из дерева.

– Но… как же это? плотники?… А щиты? А одежды – полторы сотни плотников?

– Сейчас просто нет работы. Не сезон. Но когда наступит время, мы разойдемся и будем строить дома.

– А сейчас?

– А сейчас не сезон.

– Но что вы делаете сейчас?

– А сейчас мы принимаем дракона в свою Стаю… – Вселес усмехнулся, оперся о плечо Стаса, перешагнул через бревно и присел с краю. Он поправил топор, торчаший из-за пояса, обвел глазами притихших стрелков, задержи, взгляд на Легорне, его мече. Вновь кивнул Хурхасу. Сказал весомо, со значением: – Мы едим его тело, чтобы получить его душу. Сердце его придает храбрость. Мясо – силу. Печень – выносливость. Каждый должен отведать мяса дракона… Так о чем ты хотел поговорить?

– Я… – Стас немного растерялся – Мы… Нам нужны воины. Хорошие бойцы. Мы готовы заплатить.

– Бойцы? И с кем же вы собираетесь биться?

Стас уже справился с замешательством, и голос его окреп:

– А это важно?

– Возможно, да… – Вселес обернулся, посмотрел на своих людей. – А возможно, и нет.

– Так вы присоединитесь к нам?

– Нет.

– Почему?

– Мы не наемники. Мы плотники. Да, иногда мы сражаемся. – Вселес досадливо мотнул головой и поправился: – Мы часто сражаемся! Но мы всегда знаем, за что бьемся. А вы и сами… – Вселес замолчат, вытянул шею, напрягся, насторожился, словно прислушиваясь к чему-то, и вновь Стас подумал, что в каждом мире, возможно, своя магия, своя Сила. – Вы и сами не знаете.

– Мы заплатим, – сказал Стас.

– У вас нет ничего, что могло бы нам пригодиться.

– Мы можем заплатить золотом.

– Золотом? – Лицо Вселеса ничего не выражаю, но в голосе слышалось удивление. – Золотом? Зачем нам золото? Оно ни на что не годно!…

Снова люди Вольной Стаи затянули дикую песню. Похоже, они захмелели – не то от обильной пищи, не то благодаря содержимому непустеющих фляжек. Вселес жестом показал, чтобы ему дали мяса. Кто-то из стрелков передал прут с несколькими нанизанными кусками. Вселес протянул его Стасу и сказал:

– Все должны есть.

Мясо как мясо. Чуть подгоревшее снаружи, сырое внутри.

– Ладно. Все, так все.

Мясо было жесткое, безвкусное, несоленое. На зубах скрипнул крепкий уголек, хрустнул, крошась, и Стас испугался, что это сломался зуб, выплюнул недожеванный кусок. Мелькнула мысль – стоматолога здесь не найти. Вселес поморщился, качнул головой.

– Там что-то было, – сказал Стас. – Камень или уголь. Вселес перевел взгляд на Джоша и повторил:

– Все должны есть.

– Он говорит, что ты тоже должен попробовать, – сказал Стас и пододвинул к себе рюкзак. Расстегнул его, достал завернутую в пластиковый пакет пачку соли – осталось уже меньше половины

– Скажи ему, что я уже ел, – ответил Джош, почесав переносицу.

– Он уже наелся, – сказал Стас, сунув руку в пакет и захватив щепоть соли.

– Дракон видит все, – сказал Вселес – Ешь.

– Черт возьми! – Джош повысил голос – Он что тут раскомандовался? Не хочу я есть это паршивое мясо! Не буду! И никто меня не заставит!

Вселес ничего не сказал, только поправил топор и поднял правую руку Тотчас за его спиной смолкла нестройная песня, приглушенно залязгал металл, и на фоне мерцающих углями кострищ зашевелились тени Тьма словно бы сомкнулась вокруг стрелков, сразу сделалось тесно и душно. Сто пятьдесят человек с топорами будто бы разом сместились на несколько метров и оказались совсем рядом буквально в двух шагах, в опасной – очень опасной! – близости сто пятьдесят человек, затаившись в сгустившейся тьме превратившись в смутные бестелесные силуэты, ждали, не поднимет ли Вождь и вторую руку. Они много выпили, еще больше съели, но это никак не повлияло ни на их проворство, ни на силу.

“Сердце его придает храбрость Мясо – силу Печень-выносливость”

– Джош – тихо позвал Стас, и стрелок посмотрел на него – Не надо. Только не сейчас Откуси маленький кусочек. Прожуй и проглоти. Больше ничего не требуется.

– Проклятие! – буркнул Джош, медленно поднимаясь – Что за дерьмо здесь творится?

– Это нормальное мясо, – сказал Тиас, пытаясь улыбнуться – Попробуй Жестковатое, но не хуже той полудохлой коровы, что мы пристрелили, когда Пит и Ралф уже присматривались друг к другу, решая, кто из них пожирнее Ты помнишь?

Джош не отвечал. Его руки медленно двигались – вверх, вниз – он разглаживал брюки на бедрах.

Вверх, вниз.

Джош вытирал ладони.

Стрелки смотрели на его руки и ждали, гадали, выхватит ли он револьверы.

Они сидела на местах и вроде бы не шевелились, окаменели, затаили дыхание, но их руки тоже медленно двигались – вверх, вниз.

Руки стрелков жили своей жизнью.

– Джош – позвал Стас еще тише.

Джош молчал.

Хурхас хмурился и медленно водил руками, по привычке пытаясь найти нити Силы.

Легорн повернул голову и смотрел в сторону, где должны были находиться тролли. Он крепко стиснул рукоять меча и чуть выдвинул клинок из ножен. Потом задвинул назад.

Вверх-вниз.

И тут Стас нашел нужное слово.

– Рудгер, – сказал он чуть слышно, и руки Джоша остановились.

– Рудгер, – повторил Стас имя, и Джош обмяк.

– Ладно, – сказал стрелок и сел, – черт с вами. Давайте сюда это треклятое мясо.

Вселес опустил руку, и тотчас тьма отхлынула. Снова засветились угли костров, отгоняя тени подальше. Пьяные бородачи словно спохватились, рявкнули свою неоконченную песню. Пошло по кругу мясо, фляжки. Кто-то расхохотался заразительно. Кто-то захлопал в ладоши. В сторону стрелков никто не смотрел.

Будто бы и не было ничего.

Только Вселес сдержанно улыбался.

Напряжение ослабло.

Стас щедро посолил мясо, нанизанное на прут, прихватил дольку чеснока, прикусил. И тут Вселес толкнул его под локоть.

– Зачем ты это сделал?

– Что? – Стас повернутся к соседу.

– Но это же можно я попробую? – Вселес потянулся к пакету с солью.

– Что?

Бородач взял одну крупинку соли, осторожно попробовал кончиком языка. Лицо его отразило безмерное удивление.

– Это же соль! – сказал Вселес и вернул крохотный кристаллик в пакет. “Соль” на его языке звучала как “сухие слезы земли”.