Уйти вместе с ветром | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Представив эту картину, девочка улыбнулась сквозь слёзы.

«А может, всё из-за Вальтера?»

Поразмыслила. И честно ответила сама себе:

«Нет. Вальтер здесь, кажется, ни при чём…»


— Послушай, я хотела…

Кирилл вздрогнул и оторвался от компьютера. Глаза в длинных ресницах показались Алле ощетинившимися зверюшками, наверное, потому, что смотрел Кирилл насторожённо. Вопросительно тявкнул вскочивший на заднем сиденье Монморанси. Пёсик, разумеется, Аллу узнал, но непорядок надо было отметить.

— Я хотела поговорить с тобой про немцев…

— Со мной? — удивился Кирилл.

При этом его пальцы продолжали вслепую порхать по клавишам ноутбука. На экране стремительно появлялись и гасли какие-то рамки, иконки. У Аллы зарябило в глазах. Ко всему прочему, его руки действовали каждая сама по себе. Ни дать ни взять отдельные существа. «Да он весь какой-то… отдельный, — неожиданно подумала девочка, в принципе не склонная к психологическим изыскам. — В смысле, разделённый на комнаты. На отсеки, словно подводная лодка. В каком отсеке живёт его душа? Интересно, а сам-то он знает?»

— Почему со мной? — повторил Кирилл. — Не с Кристиной? Не с Аликом?

Руки всё так же порхали. Работа с компьютером лишь чуть замедляла его речь. Алла, которую учили, что так себя вести очень невежливо, успела пожалеть, что вообще к нему подошла. Однако всё-таки пояснила:

— Тина влюблена в Вальтера. А Виталик ещё маленький.

Кирилл помолчал. Покосился на экран ноутбука. Потом убрал наконец руки с клавиатуры и сказал:

— Хорошо. Я тебя слушаю.

Алла прилипла к дверце, стараясь разглядеть лицо Кирилла хотя бы в зеркале. Отворачиваться, когда с тобой разговаривают, тоже очень невежливо. Будь она как следует уверена в себе, она тут и ушла бы. Но ей казалось слишком важным поговорить, а уверенности не хватало.

— Понимаешь, Кристина с Вальтером всё время за руки держатся, а мы с Гюнтером — просто так ходим, — волнуясь, начала она объяснять. — Разговариваем по-английски. Гюнтер сказал, я неплохо говорю, только не разговорным языком, а скорее книжным… А сегодня… Он начал рассказывать, что Гитлер был великий человек, просто его не так понимали… Или не все понимали…

Разволновавшись, Алла задохнулась и замолчала.

— А в истории все великие такие, — равнодушно проговорил Кирилл. — Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон… Кто больше народу угробил, тот и великий. Просто они были давно. Пройдёт тысяча лет — и Гитлер будет великий.

— Но как же… война, фашисты…

— Ну, у нас тоже всякое было. Если по модулю — и у них, и у нас великое получается. А если по знаку оценивать — так это с какой стороны посмотреть… Ну, мы тогда победили, конечно…

— Кирилл, ты что?! Гитлер… это же концлагеря… евреи… холокост…

— Ну да. У нас некоторые кадры считают, что Сталина оговорили, у них — что Гитлера. Мне, если честно, вникать в лом. А тебе-то чего?

— Я — еврейка, — растерянно сказала Алла.

Её родители были из тех, которые про других евреев говорят не «мы», а «они». Когда у Аллы произошло национальное самоопределение, она попыталась выяснить у мамы с папой, что это значило и почему она, всю жизнь говорившая по-русски, вдруг оказалась еврейкой. Родители — Алла не могла понять почему — отреагировали так, словно она официально заявила им о намерении попробовать героин. Когда всё улеглось, девочка надумала разобраться, как привыкла, по книгам. Она уже представляла себе, как станет настоящей правоверной еврейкой, начнёт блюсти кашрут и субботу… Увы, дело оказалось неожиданно сложным, требующим немалой стойкости и духовной работы, и в какой-то момент Алла осознала, что не готова. С той поры у неё осталась лишь звёздочка-могиндовид, хранимая в кошельке. И тягостное чувство вины: «Вот, и это у меня не получилось, никуда я не гожусь».

— Я-то к тебе привык, да мне и дела особого нет, ты вот у Тинки спроси, — усмехнулся между тем Кирилл. — Сдаётся мне, ей время от времени тебя пристукнуть охота…

Алла так и ахнула:

— Неужели из-за того, что я?..

— Нет, — вздохнул Кирилл и впервые взглянул прямо на девочку. Глаза-зверюшки смеялись. — Я думаю, всё же из-за другого… А что, этот Гюнтер… он тебе угрожал?

Алла смутилась, опустила взгляд.

— Да нет, что ты… Я просто подумала: как он может? Про Гитлера… Он мне ещё что-то такое рассказывал, мистическое… Я не очень поняла… А почему ты сказал, что ты — привык?

— Так я в спецфизматшколе учусь, — усмехнулся юноша. — У нас там я как бы не единственный хотя бы по папе ариец…

— Я думаю, — сказала Алла, — Вальтер и Гюнтер ведь друзья. Значит, наверное, у них и мнения одинаковые. Ну, про историю. А как же Тина с ним…

— Господи, да это всё сто лет назад было, — поморщился Кирилл. — Давно и неправда. А Тина твоя, скорее всего, вообще не в курсе, кто с кем тогда воевал…

— Ты думаешь, я всё придумываю? — потупилась Алла. — Усложняю?

— Точно, — сказал Кирилл, и его автономные пальцы снова забегали по клавиатуре. — А что касается немцев… Если хочешь знать, по мне, вся штука вовсе не в Гюнтере с Вальтером.

— А в чём же? — удивилась Алла.

— В дедушке, — уверенно сказал Кирилл. — В господине Фридрихе Золлингере… Если бы Интернет фурычил, я бы про него поискал. И знаешь, сто пудов — что-то нашлось бы…


На корме ярко раскрашенного катера лежал синий мат с эмблемой Гринписа. На мате, выпрямив спину, в позе лотоса сидела изящная, как ящерка на солнце, француженка Эдит. Москвич Альберт стоял у борта, держась загорелой рукой за леер. Разговаривали по-английски. Чайки сидели на скользких камнях и требовательно кричали: Эдит уже третий день кормила их остатками ужина.

— Ты чувствуешь: что-то в воздухе? — Эдит помахала тонкими пальцами и улыбнулась. — Хорошо, что мы оказались тут.

Альберт смотрел на завиток волос у неё на шее и злился непонятно на кого. Вся картинка виделась ему как бы со стороны и до тошноты напоминала не то кадр из мыльного сериала, не то рекламный плакат туристической фирмы.

— Здесь, за полярным кругом, всё время ощущаешь словно бы чьё-то внимание. Хочется понять, — продолжала Эдит. — Я говорила со всеми, с кем удалось. С местными жителями, с уфологами, которые приехали незадолго до нас. Инженер из Петербурга сказал мне, это всегда чувствуется там, где Земля содержит руды с металлом, потому что металл пишет влияние космоса на нашу жизнь…

— Охота тебе, — буркнул Альберт. — Они все с приветом.

— Не надо так говорить, — с мягкой укоризной проговорила Эдит. — Мир имеет много граней. Кто похвалится, что изучил их все?.. Мне вот кажется, что дело не в металле. Я как будто бы чувствую присутствие мятущихся душ…

— Здесь лагеря были, — подумав, сказал Альберт.