Зато как же ему было страшно….
Когда впереди отчаянно, явно призывая на помощь, закричала Эдит, Аркадий, не колеблясь, сдёрнул ружьё с плеча. Стрелять он умел. Даже получил в юности разряд но стендовой стрельбе — это был единственный вид спорта, в котором у него ладилось… Внезапно сгустившиеся сумерки и дождь не давали ничего как следует разглядеть, только то, что возле ловушки явно кто-то был.
Эдит больше не кричала, но между деревьями вроде мелькнул красно-жёлтый комбинезон… Аркадий выстрелил так, чтобы пуля прошла рядом, рассчитывая не столько задеть похитителя, сколько напугать, заставить им пустить жертву.
В ответ слева нервно ударил автомат Калашникова, отчего Аркадий автоматически упал на землю, уже понимая, что никаких йети или зелёных человечков с «калашами» быть не может.
А впереди, в районе пресловутых ловушек, начал надуваться и проворно подползать прямо к Аркадию пузырь туманно-сиреневого свечения.
Аркадий почувствовал себя в ловушке. Встанешь и побежишь — накроют из «калаша». Останешься на месте накроет туман.
И неизвестно ещё, что хуже.
Кто первый придумал расхожее выражение насчёт натянутых нервов?.. Аркадий чувствовал прямо противоположное: нервы обвисли, утратили свойство проводить нервный импульс и превратились в старые бельевые верёвки. Все ощущения скопились и бешено пульсировали где-то в глотке, в районе кадыка, отдаваясь в правый висок. И когда, размазанный в пространстве сумерками и дождём, снова зазвенел и оборвался крик Эдит, Аркадий выстрелил прямо в сиреневое свечение. Дважды. В упор. Просто потому, что не мог допустить, чтобы оно к нему прикоснулось.
Раздался болезненный всхлип, и туман разом исчез.
Аркадий отбросил ружьё (времени перезаряжать всё равно не было) и вскочил, необъяснимо перестав опасаться загадочных автоматчиков.
— Выйдите из зоны! — позвал голос, вроде бы усиленный мегафоном, но всё равно глухой, словно из-под земли. — Гражданин в энцефалитке, выйдите из зоны! Женщина из Гринписа у нас! Идите сюда! Идите на мой голос!
Аркадий услышал сказанное, но не понял ни единого слова. Бегом преодолев последние тридцать метров, он, глотая тягучую, горькую от ужаса слюну, склонился над безжизненным телом, протянул руку…
Когда мужчина очнулся, Эдит вытирала ему лицо своим носовым платком, а стоявший рядом армейский лейтенант что-то безнадёжно бормотал в неработающую рацию.
Аркадий внимательно рассмотрел шнуровку на высоких ботинках лейтенанта и безразлично подумал о том, что теперь всё пропало. Именно этими словами.
— Аркаша, прекратите истерику! Ещё ничего не известно! — Зинаида пыталась оттеснить Эдит от инженера.
Альберт пытался сделать то же самое, подтянув француженку к себе. Оба терпели неудачу. Крошечная Эдит по-турецки сидела у ног нехорошо расплывшегося на камне Аркадия и невозмутимо держала его за руку.
Барон стоял, привалившись к сосне, и держал на руках Монморанси. Время от времени пёсик коротко взлаивал и принимался трястись всем телом. Рядом с Бароном стояли двое шведов, пришедших вместе с Зинаидой. Оба были вооружены рыболовными баграми самого чудовищного вида. Барону кто-то рассказывал, что викинги на самом деле не носили рогатых шлемов. Но на этих — просились.
— Что в посёлке? — наконец-то спросил он у Зинаиды.
— В посёлке всё нормально, — бесстрастно ответила уфологиня. — Когда услышали стрельбу все мигом и как-то очень привычно перешли на осадное положение. С улицы исчезли не только дети, но и куры с собаками. Только к церкви пробежал поп в развевающейся рясе и несколько старушек за ним. Я бы не удивилась, услышав набат, но его, по счастью, пока не случилось, Зато сразу стало видно, сколько там на самом деле армейцев. А что они здесь?
— Их командир не поверил, когда и мы, и гринписовцы заверяли его, что не будем ничего предпринимать без разрешения, — объяснил Альберт. — И попросту отрядил кого-то из своих проследить за нашими действиями. Мы, конечно, люди привычные, но всё-таки с армейской разведкой нам не тягаться. Дальше они позволили нам развернуть все наши технические средства… надо думать, у них ничего подобного нет… и расположились поблизости — посмотреть, что у нас выйдет… Дальше — цепочка обстоятельств…
— Это не обстоятельства. Это я убил ребёнка, — уперев подбородок в грудь, пробубнил Аркадий.
Один из шведов вопросительно покачнулся. Барон тихо перевёл последнюю фразу Аркадия на английский. Рыболовы согласно сглотнули и поудобнее перехватили багры.
— Ну и где теперь этот… убитый? — Выговорить слово «ребёнок» у Зинаиды не повернулся язык. — Военные увезли?
— Ребёнка не видел никто, кроме Аркадия, — ответил Альберт. — Ни живого, ни мёртвого. Эдит успела что-то заметить, ей показалось, что существ было несколько, но толком не разглядела. Военные считают, что опять, как тогда, были вихри, колебания почвы и непонятный туман. А из людей, по их мнению, первой на сцене появилась Эдит. Подняла руки и начала читать стихи. Они решили, что она рехнулась, и попытались её оттащить, чтобы не мешала наблюдениям. За ней прибежал Аркадий и сразу начал стрелять…
— Я убил ребёнка, — точно зомби, повторил тот.
— Прекратите! — велела Зинаида. — Это мог быть инопланетный гуманоид или детёныш вашего снежного человека. Или даже взрослая особь. С чего вы взяли, будто убили его? И куда он в таком случае делся?
— Аркадий настаивает, что это был именно ребёнок, — мрачно сказал Альберт. — Обыкновенный, человеческий. И он точно был мёртв. Пуля попала ему в грудь, у него не было ни пульса, ни дыхания, и зрачки не реагировали. Аркадий вроде успел осмотреть его, прежде чем снова появился туман…
— А туман был такой же, как вначале? — спросил Барон.
— Нет, — подумав, ответил Альберт. — Военные сказали, что первый туман был подвижнее и… как-то пожирнее, что ли… Они нам не разрешали приблизиться. Когда видимость улучшилась, Аркадий лежал в самом центре той площадки, которую туман покрывал прежде. Рядом с ним никого не было, ни ребёнка, ни…
— И долго он в отключке был?
— Точно никто не засёк, но, думаю, минут пятнадцать, не больше… Признаков отравления вроде нет, но потрясение…
— Да, — сказал Аркадий. И добавил, обращаясь к Барону: — Представляете, я убил ребёнка!
— Спасибо, я знаю, — вежливо кивнул Барон.
— Вот! — Аркадий как будто бы даже обрадовался. — Вот видите — он знает! Надо срочно решить, что мне делать дальше, пока не началось! Наверняка что-нибудь можно… А то у меня голова плохо соображает… Переведите ей, пожалуйста. — Он кивнул на сидевшую рядом Эдит, и его лапа, достойная йети, обхватила ручку француженки, как пресловутую спасительную соломинку. — Она из Гринписа, они животных спасают, а те совсем говорить не могут, значит, у неё интуиция работать должна…
— Эдит, — по-английски обратился к женщине Альберт. — Аркадий хочет, чтобы вы ему посоветовали, как быть дальше. Он верит в правомерность вашей интуиции.