— Оставь ты руку в покое, и не такое видали! — отстранив девушку, Азат приложил ладонь к ее лбу, облепленному мокрыми волосами. — Да ты вся горишь!
Лера резко отвернулась, и ее снова стошнило.
— Извини, — прокашлявшись, пробормотала она, так и не повернув головы.
Азат попытался взять девушку на руки.
— Не надо… не трогай, — вяло запротестовала та. — Сама… я сама…
— Тогда вставай!
Кое-как поставив Леру на ноги, оружейник втолкнул ее в распахнутую дверь рубки, прямо навстречу выходящему на палубу Лобачеву.
— Капитан, вы куда?
— Идите, куда шли, — ответил тот и, шагнув на смотровую площадку, оглядел сцену побоища: извивающиеся, брызжущие фонтанами слизи обрубки щупальцев, отчаянно отбивающихся людей, вспышки пламени, корчащиеся тела раненых. И всюду кровь, кровь, кровь.
— Док, сделай что-нибудь! — с порога проорал ввалившийся в медпункт Азат, поддерживающий потерявшую сознание Леру. — Она за борт выпала!
— Сейчас я, сейчас! — засуетился медик. — У меня тут еще наших… Как там? Справляетесь?!
— Продержимся! Девчонку вытащи, мужики сами как-нибудь…
— Сейчас-сейчас, — суетился медик. — Так, переохлаждение… Согреть, сначала надо согреть…
Позвенев склянками, он наконец вытащил одну, в которой плескалась прозрачная жидкость, и, открыв крышку, скомандовал:
— Нос, нос ей зажми!
— Что это?
— Спирт. Ей кровь разогреть надо, и как можно скорее… — начал объяснять медик, но, видя недоверие Азата, заорал: — Делай, что говорю!
Помешкав, Азат сомкнул ноздри девушки, в то время как Колобок приоткрыл ее безвольные челюсти и влил внутрь несколько глотков спирта.
Обжегшись о жидкое пламя и задыхаясь в нем, Лера попыталась вскочить с лежанки, но тут же снова провалилась в небытие, удерживаемая двумя парами сильных мужских рук.
Тварь продолжала приближаться, с упорством бездушной машины неторопливо передвигая шипастыми конечностями.
— Погружаться надо! — вцепившись в перила, закричал Тарасу Лобачев. — На скорости мы ее стряхнем!
— Ты что творишь?! Вали обратно в рубку! — увидев его на смотровой площадке, истошно заорал старпом.
— Это единственный способ!
— Вали, говорю!
— Перестаньте, не на базаре! — откликнулся перезарядивший винтовку Батон. — Стряхнуть не выйдет, она своими крючьями крепко за бока зацепилась, может и перевернуть, а тогда все, кранты! Есть еще вариант, правда, последний. Баллон снимай!
— Чего? — растерялся Тарас.
А когда сообразил, неуверенно стянул со спины баллон огнемета.
— Живее! Нужно его к ней в пасть закинуть! — настаивал Батон.
— Сдурел? Это ж верная смерть!
— Для твари — точно, — коротко кивнул Батон. — Разве не видишь: так просто ее не пронять! Давай, у меня тут два последних патрона обнаружились, лучшего применения им не найти!
— Да как же…
— Она же слепая! Что ты, как телок…
Пока мужчины пререкались, между ними протиснулся Лобачев и, подхватив баллон, побежал к приближающейся твари.
— Юрка! Назад, твою мать!
Остановившись в нескольких метрах от окутанной паром пасти, из которой вырывался невероятный смрад, капитан выждал момент, когда огромная дыра с множеством украшенных алыми лентами чьей-то плоти зубов окажется прямо пред ним, и изо всех сил метнул в нее баллон.
— Стреляйте!!! — заорал он, со всех ног бросаясь назад.
Батон вскинул перезаряженную винтовку, и после второго выстрела над палубой с грохотом расцвел алый султан пламени, разбрасывая во все стороны ошметки горящей плоти. Не успевшего отбежать Лобачева толкнуло в спину взрывной волной, с силой приложило о металл головой, с которой слетела фуражка.
— Юрка! — испуганно выдохнул бросившийся на помощь Тарас.
Лишенная головы туша сделала пару неуверенных движений и, с противным скрежетом корябая металл обшивки, медленно сползла в море. Над судном, словно в прощальном взмахе, взвилось одно из немногих уцелевших щупальцев. Ударившись о палубу рядом с оглушенным капитаном, оно, рефлекторно сокращаясь, обвило его за ногу и с чавканьем множества присосок утянуло даже не успевшего вскрикнуть человека в ледяную пучину.
— Юрка-а-а! — истошно заорал не добежавший нескольких метров старпом.
Но скрывшееся под водой мертвое чудовище, сжимающее давно бездыханное тело товарища, уже было на полпути в царство Посейдона. Освободившаяся от противовеса корма «Грозного» вынырнула из воды, уравновешивая судно, и оставшиеся на палубе члены команды едва успели схватиться, кто за что.
— Ура, чуваки? — обалдело выговорил Треска, еще не верящий, что изматывающий поединок, наконец, закончился.
— Ур-ра-а! — поддержал товарища Паштет, поднимая над головой руку с автоматом.
А Тарас, безвольно опустивший руки, лишь смотрел на волнующиеся черные волны, минуту назад поглотившие Морского Дьявола и последнего капитана чудом уцелевшей в огне ядерного кошмара субмарины.
* * *
Таким — солнечным, радостным, раскинувшимся под необъятным куполом глубокого синего неба, дышащим теплым летним ветром и напоенным ароматом свежих цветов — Лера родной Пионерск никогда не видела. Люди в пестрых одеждах, она сама — в легком ситцевом платьице, стремящаяся куда-то, резво выстукивая каблучками босоножек по мостовой…
А еще родной город заполняли лица. Веселые, улыбчивые, живые! Были среди них детские и взрослые, изборожденные морщинами старческой мудрости и разглаженные легкомысленной беззаботностью юности. Были и хмурые, и задумчивые, но все-таки это были настоящие лица, а не намордники респираторов и бездушные лупоглазые противогазы, ставшие тупыми одинаковыми масками для навсегда обезличенного человечества.
Лиц было много, и Лера с жадностью всматривалась в каждое, любуясь ими, словно картинами на выставке.
А еще среди них были папа и мама. Почему-то девушка знала это наверняка, но никак не могла отыскать родителей среди горячих, купающихся в полуденном зное улочек.
— Мама! — в очередной раз неуверенно позвала девушка.
— Тихо-тихо, — ласково отозвался Колобок, сидящий рядом с койкой.
— Можно?
В дверь лазарета осторожно заглянул Батон и с надеждой посмотрел на врача, который, закончив натирать грудную клетку распластанной на влажной простыне девушки драгоценным спиртом, бережно укрыл пациентку шерстяным одеялом.
— Ну, как она?
— Бредит, — вздохнул медик. — Да еще и жар усилился, хотя это-то как раз и немудрено: в такой воде и десяти минут достаточно, чтобы окочуриться.