Опять-таки, шептал голос самосохранения, когда линия фронта упёрлась в чагарские пушки: «Остановись! Останься в истории как великий полководец и завоеватель! Перевари созданную огромную империю Севера и построй в центре великую столицу!» Почему бы не послушаться? Почему бы не отступить несколько севернее, да ещё и на своих условиях заключить мир? Почему бы не поместить молодую императрицу Лилию в достойные её красоты и таланта дворцы и не ублажить все её капризы?
Так нет же, польстился на посулы этой подлой наложницы Мааниты, принял от неё подарок в виде двух товарок, которые чарами лишили его разума, заставили сойти с ума и обезуметь в любовном угаре. И вот результат: глупо погибла императрица, имеющая в утробе будущего наследника! Да и сами очаровательные девицы не могут больше услаждать своими телами ложе великого завоевателя.
А для кого теперь жить? Для кого создавать и лелеять мощную империю? Для придворных подхалимов, которые только и мечтают получить в личное владение королевство, княжество или гигантское баронство? Да с какой стати?! Кто они такие для Павла и чем заслужили подобные привилегии? И как долго станут терпеть власть императора, когда крепко встанут на ноги и создадут свои армии?
Дальше задавать себе вопросы не следовало. И Павел пил, пил и пил… Порой натыкался взглядом на стенку и видел там то осуждающе прищуренные глаза сына, то капризно-обиженные – молодой супруги, то страстно горящие бесстыжие глаза доставшихся ему после Гранлео наложниц. А потом приходило понимание, что эти самые наложницы родили бы ему не его детей, а жутких тварей, с самого детства имеющих память и сознание покойного владыки кровавой рабовладельческой империи Сангремар. А ведь когда-то, ещё не так давно, сам Павел только и видел смысл своего существования в уничтожении Гранлео. Мечтал о той минуте, когда кто-нибудь убил бы эту подлую тварь, берущую подать рабами, которые никогда на родину не возвращались. Пытался сам постепенно собрать и незаметно вооружить отличную армию, способную хоть когда-то дать отпор Львам Пустыни.
Мечтал… А когда это случилось и пьянящая свобода ворвалась в сознание, сам стал завоевателем и поработителем половины континента.
«Но я ведь запретил рабство! – пыталось затуманенное алкоголем подсознание найти хоть какое-то оправдание. – И воевал вынужденно! Вначале защищал родину моей жены… Потом мстил за сына… Потом старался для будущего наследника… – И неожиданно второй, более критический голос иного подсознания резко прекратил все оправдания: – А потом стал скотом! Даже осмелился требовать в жёны юную, невинную принцессу, которая любит Менгарца… И как это иначе назвать, как не скотством?!»
Такой негатив тоже не хотелось слышать, и Павел Первый вновь прикладывался губами прямо к горлышку бутылки, игнорируя стоящие возле него хрустальные кубки. Как результат, великий завоеватель упился так, как позволял себе только пару раз в жизни, да ещё до двадцатилетнего возраста. И хорошо, что приказал его не беспокоить. Иначе скотское состояние, в котором он оказался часа через три печального одиночества, могло иметь смертельные итоги для многочисленных подданных и ближайшего окружения.
А так никто императора в его свинской натуре не видел, и он утром, очнувшись, не припомнил, что кого-либо придётся казнить только за то, что невольный свидетель может поведать миру о падении Павла Первого Великого. Сам постарался умыться, освежиться, привести себя в порядок и даже половиной стакана с вином поправить ухудшившееся состояние желудка. То есть появился аппетит. И как следствие, уже вполне нормальные для его величества масштабные помыслы. А именно:
– Адъютант! – рявкнул он в сторону плотно запертой двери. – Завтрак давай! И побольше!
Чего-то подобного от него расторопные гвардейские офицеры и ожидали. Потому как подали желаемое на удивление быстро, словно уже стояли за дверью с подносами наготове.
Это тоже немало посодействовало возвращению нормального, рабочего настроения. А когда измученный алкоголем желудок ещё и соответственно заработал, император позволил себе криво улыбнуться и обратить внимание на своего первого, наиболее доверенного и любимого адъютанта. Тот так и застыл столбом возле двери, всем своим видом сигнализируя, что есть важные новости.
– Ладно… давай докладывай, что там ещё стряслось, пока я … хм, спал?
– Ваше императорское величество! Пока вы изволили отдыхать, нас сумели догнать два кавалерийских полка и стрелецкая рота. Так что сейчас городок может легко отразить натиск неожиданно прорвавшегося противника.
– Орлы? – Павел только сейчас покосился на окно. – Я ведь приказал их не трогать!
– Так точно, ваш приказ доведён до всех и будет выполняться неукоснительно. А орлов пока не видно из-за жуткой облачности и плохой погоды. Но с вашей стороны не было приказа брататься со всеми, кто приближается к нам с оружием.
– Хе! – крякнул завоеватель, нахмурив брови. – Умничаешь, майор? А по чину ли тебе такие сложные выводы?
Первый адъютант и в самом деле был умнейшим человеком, но сейчас вытянулся, как струна, щелкнул каблуками и, притворяясь тупым солдафоном, рявкнул:
– Не могу знать, ваше императорское величество!
– Ну-ну… Небось хочешь показать, как испугался? Так я тебе и поверил… Тем более что я в хорошем смысле слова, по поводу твоего чина… – бормотал Павел, попивая круто заваренный травяной настой. – Как-то несолидно тебя майором обзывать… Поэтому подготовь указ о твоём воспроизведении в полковники.
– Рад стараться, ваше!..
– Ш-ш, ш-ш! Не так громко… Дальше докладывай…
– Ну а совсем недавно к нам прорвался посыльный от коменданта ставки…
– Почему прорвался? – сразу насторожился император. – Чагарцы атакуют?
– Никак нет. По нашим данным, состоялось объединение нескольких разбойничьих формирований, которые данной ночью попытались поживиться на знаменитой ярмарке. Это там, где мы делали последнюю остановку. Возле нашего форта. Вы ещё послали командира с приказом в ставку. Так вот разбойникам удалось даже сжечь форт на две трети, но они не сумели справиться с объединённым сопротивлением местных сил самообороны и съехавшихся на ярмарку купцов. Но бои там велись знатные и прекратились только с рассветом, после вмешательства идущих за нами войск. Разбойники частично уничтожены, частично развеяны…
– Короче! Что от посыльного?
– Сообщение коменданта: в госпитале отыскался свидетель, который твердит, что эмиссар не был унесён Белым катарги, а упал на палаточный городок шестого квадрата…
Павел дёрнулся так, что чуть чаем не облился:
– Так что же ты молчишь о главном?! И что с тем шестым квадратом?
– Выгорел полностью! Но многие спаслись. Правда, поначалу никто среди них эмиссара его святости искать не пытался. А вот когда появилось свидетельство о его падении, все силы коменданта были брошены на опознание трупов. И довольно оперативно выяснили следующее: в дыму угорел некий барон, вольный рыцарь из княжества Башня. Липух Стройный. Но в то же самое время были тщательно просмотрены записи обо всех людях, выехавших после пожара, и выяснилось: якобы покойный барон Стройный, в полном здравии и при оружии убыл из городка в компании принца королевства Цериал, а также маркиза и виконта, близких к королевскому роду Шахов. Причём внешность барона совсем не соответствовала внешности эмиссара его святости, но определённые сравнения всё-таки можно было сделать: рост, комплекция, уверенная поступь, ещё некоторые важные детали. В представителях делегации из Цериала сомневаться не приходится. Мы вам о них докладывали, они просили срочной аудиенции. Но потом началась заварушка с орлами, встреча с эмиссаром, неприятности… Ну, в итоге вы так и уехали… а мы забыли вас предупредить повторно из-за спешки…