Юноша, в принципе, не сомневался, что у него получится. Он вообще в себе обычно мало сомневался, потому что… ну, потому, в общем. К делу это не относится.
Значит, взял он нож, проверил, хорошо ли тот наточен, и заметил, что лезвие абсолютно тупое, – таким не только ничего не перерезать, да даже и перепилить не получится. Юноша занервничал и начал волноваться – все-таки он хотел доказать, что уже достоин называться мужчиной.
И в этом своем взвинченном состоянии он решил наточить нож. Отыскал подходящий камень – это, знаете ли, тоже входило в подготовку юноши, уметь отыскивать подходящие камни. Взял его и принялся точить. Но рука дрогнула и нож сломался…
– Ой-ой! – сказала Ника.
– Что такое? – Макс бы подскочил, будь у него такая возможность.
– Ты так рассказывал проникновенно, да еще про этот нож… в общем, я подумала, что сейчас и у меня он сломается. Но не сломался.
– Зачем ты его сбила? – подала голос Варя. – Сейчас он забудет, чем закончилась сказка. А мне же интересно, выжил там Макс или нет.
– Разве не видишь, что он здесь? Значит – выжил!
– Но вдруг здесь какой-нибудь зомби, который нам расскажет, как он умер.
– Ты же сама хотела добрую сказку, а теперь пугаешь!
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал Максим. – Я рассказываю не про себя, а про… одного юношу. И он выжил. Не буду полностью пересказывать, чего ему это стоило, но он сумел добраться. Юноша по пути думал, что его на финише будут превозносить, – все-таки он справился даже без ножа, но его только отругали за то, что он сломал оружие. А другие юноши, которые подговорили инструктора на эту шутку, не восхищались им, а только раздраженно шипели вслед, вроде как он сам виноват был в том, что не умер.
Несколько секунд царило молчание, и слышно было только, как пластиковые наручники скользят по тупой – даже по звуку было понятно – металлической ступеньке. Вода, пока Макс рассказывал, уже залила пол. Уровень ее пока был невысок, но теперь мне приходилось держать голову на весу, чтобы нормально дышать.
Впрочем, была и хорошая новость: пока Максим рассказывал, я хоть и чувствовал воду, но смог ее проигнорировать.
– Грустная сказка, – прокомментировала тем временем Варя. – Как-то не очень поднимает настроение.
– Другой нет, – Максим хмыкнул. – В других головах, может, и есть, но в мою не приходит.
Я вдруг все-таки осознал, что одним боком уже погрузился в воду. Сил паниковать еще уже не осталось, так что я просто легонько взвизгнул.
– Вода!
– Да, Яшечка, вода, – принялась увещевать меня Варя. – Но в этом нет ничего страшного, совсем скоро Ника перепилит этот дурацкий пластик и всех нас освободит. Что ты там так долго, кстати?
– Да стараюсь я, стараюсь!
– А пока Ника старается, мы расскажем тебе сказку, Яша. Не такую грустную, как у Максима, а куда как веселее. Расскажем же?
– Да расскажем, расскажем…
* * *
Они рассказывали попеременно. То Варя, а то Ника. То Ника, а то Варя. Под конец у меня уже все в голове перепуталось, и было непонятно, кто рассказывает сейчас, а кто только что закончил и переводит дух.
А история была о двух сестрах, разумеется. О маленьких принцессах-волшебницах, которые были похожи друг на друга, как две капли воды, но это было только внешне – внутри-то они различались.
Однако, несмотря на свои различия, обе сестры любили пошутить. Все вокруг страдали от их проделок и метких фраз. Они постоянно придумывали людям и вещам прозвища и отказывались называть их иначе – так, как все привыкли. И очень часто именно всем остальным приходилось специально или неосознанно перенимать правила этой игры.
Но однажды, когда сестры уже были достаточно большими, чтобы их считали детьми, но все еще недостаточно взрослыми, произошло странное событие – девочки потерялись. Не совсем в пространстве и даже не во времени – а потерялись и не знали, что же делать дальше.
А все потому, что все вокруг – а в первую очередь взрослые – вдруг решили, что сестры уже вышли из того возраста, когда можно ребячиться и дурачиться. Теперь надо быть серьезными и стараться походить на взрослых, как будто если ты будешь так делать, то рано или поздно станешь взрослым. Ведь всем известно, что взрослым становишься просто с течением времени! Это природой так задумано.
И совсем не обязательно при этом ходить надутым, как индюк, и пытаться сохранить «серьезность».
Сестры по привычке принимались дурачиться, но теперь уже никто над этим не смеялся. Все только делали каменные лица и качали головой. А потом поучительным тоном рассказывали о том, как это плохо, вот так вот себя вести.
Первый раз это вызвало смех у девочек. Во второй – улыбку. Ну, а где-то раза с десятого это настолько их стало раздражать, что они даже не заметили, что действительно стали вести себя, как взрослые. По крайней мере, в тех случаях, когда находились на виду. Но чем дальше, тем больше эта «болезнь» поражала их, и вскоре они стали серьезными даже тогда, когда оставались наедине.
А тут еще пришла новая беда – взрослые, которые раньше спокойно относились к тому, что девочки между собой похожи, вдруг стали требовать от них «быть разными». Как будто это так просто – внезапно перестать походить на ту, с которой тебя связывает столько общего.
И не только взрослые, но и ровесники вдруг стали интересоваться: а ты кто, та или не та? Можно подумать, для них это действительно имело какое-то значение…
И вот однажды – во всех сказках есть момент, который «однажды», – девочки решили, что с них хватит. Они стали веселиться и дурачиться всем назло. И принципиально стали походить друг на друга, хотя раньше им как раз хотелось чуть-чуть друг от друга отличаться.
Нельзя сказать, что это произвело какой-то эффект поначалу. Взрослые и сверстники продолжали требовать от них того же, что и раньше. Так продолжалось очень долго, и хотя сестры были одни против всех, их все-таки было две, а остальной мир – огромный и многочисленный – был разобщен и каждый из противников оказался одинок.
В итоге сестры отвоевали свое право походить друг на друга и веселиться, когда им вздумается. Правда, к тому моменту они уже настолько устали от этого, что продолжали движение скорее по привычке, а не из-за того, что очень хотелось…
– Какая-то у вас сказка тоже грустная, – сказал Максим. – Наверное, другие в таком положении не рассказываются.
– И пластмасса в таком положении не пилится, – вздохнула Ника.
Я молчал. Лежал на боку, который уже полностью промок, и чувствовал, что еще чуть-чуть – и станет совсем невмоготу. Отвратительнейшее ощущение, когда шерсть влажная, вокруг вода и очень хочется поскорее привести себя в порядок, но никак не можешь этого сделать, потому что связан. Кроме того, меня начали раздражать люди: вода уже поднялась на сантиметр, а то и два, а они рассказывали какие-то сказки. Да и не сказки это вовсе, а просто-напросто истории их собственной жизни. И все грустные – одна печальнее другой.